ОПГ «Деревня» 4 (СИ)

По возвращении на историческую родину графу было рекомендовано поселиться в подмосковной усадьбе Братцево, где как раз доживала свой век поджавшая свой хвост маменька. От «идиллии» деревенской жизни Павел чуть не взвыл волком и сам не заметил, как попал в брачные сети (раскинутые при участии маман, мечтавшей на склоне лет понянчить внуков) к княжне Софье Голициной. До разрешения вернуться в Санкт-Петербург в самом конце царствования Екатерины — успел настрогать двоих детей, обожаемого первенца-сына и дочку. Жену любил, детей ещё больше, но вот сама жизнь в глубинке, с её неторопливостью, приземленностью и сугубо хозяйственными интересами — сидела глубоко в печенках.

И едва получив весть о снятие подписки о невыезде — устремился в столицу. Первая же встреча с другом детства, великим князем Александром — изрядно его разочаровала. Наследник приветствовал его пылкими объятиями и бессвязным лепетом, граничащим со слабоумием, в нынешних политических реалиях:

— Ах, Павел, друг любезный! С жадным любопытством внимал всем известиям о твоих деяниях! И с одобрением, восхищаясь твоим мужеством! Я и сам восторженный поклонник Французской революции! И даже якобинец, пока правда только в глубине души!

— Ээээ… — Павел чудом задавил чуть не вырвавшееся у него наиболее подходящее к данному моменту словосочетание, перенятое им во время путешествия по стране, а именно на одном из пермских заводов. Тогда мастеру прожгло насквозь робу вылетевшей из расплава каплей чугуна, а вылетевшее из уст мастера навеки осталось в памяти графа. — Я не хочу обратно в деревню, СашА!!!

Всячески открестившись от политики — принялся наверстывать упущенное, посещая балы, нанося визиты и сдружившись с Адамом Чарторыйским. Тот хоть тоже был ушиблен политикой, однако на ней не зацикливался. По крайней мере, во время пирушек и визитов к веселым девицам — пропагандой и агитацией не занимался. А тут и Екатерина преставилась, престол занял Павел, а в обществе повисло напряженное ожидание перемен…

И изменения не заставили себя ждать — вначале так называемая свобода слова, от которой все как с цепи сорвались, затем череда непонятных, но крайне показательных событий, ясно показывающих, что Россия уже не будет прежней. Трагическая и нелепая смерть братьев Чарторыйских потрясла Павла, ещё больше усилив его неприятие подлого сословия. Ну не дворяне же до смерти забили поляков, ограбив и раздев их до исподнего! А тут и папенька, который всегда держал нос по ветру — стал совершать весьма странные, на взгляд сына, телодвижения.

Свернул все свои дела в Европе, распродал имевшуюся в собственности недвижимость, на недоумение сына — загадочно пояснил: «Вывожу активы, чтоб пыль не глотать!» И всецело сосредоточился на делах уральских заводов, с раздражением попеняв сыну, что хватит уже порхать мотыльком, пора бы и к делам приобщаться. Павел как-то резко и сразу вспомнил, что он гвардеец, причем не из последних чинов. И дабы не вызывать неудовольствие отца — решил сосредоточиться на продолжение военной карьеры. Какая разница, в каком статусе хлестать шампанское и девиц тискать…

И здесь судьба в очередной раз хлестнула его мокрой тряпкой по лицу, судя по послевкусию неприятному, возможно даже ссаной тряпкой. В Преображенском полку его никто не встретил с распростертыми объятиями — полк расформировывался, наиболее родовитые и гонористые дворяне демонстративно покидали службу, а штатный состав готовился к отправке на Кавказ. Павлу было ничего не понятно, но очень интересно — что вообще тут происходит. Да и на Кавказе он не был, чего не съездить. Там хоть тепло, в отличие от России, а поездки в Европу в ближайшей перспективе не светили…

Каково же было его негодование, когда вместо зачисления на службу его подвергли какой-то дурацкой аттестации! По результатам которой ему доброжелательно рекомендовали начать всё с чистого листа, а именно — поступить на службу в чине корнета. Граф покраснел как рак и вспылил: «Что вы себе позволяете! Я в пять лет уже корнетом числился! Не для того в Париже военное искусство изучал, чтоб вы надо мной издевались!» Аттестационная комиссия принялась было ему разъяснять текущую кадровую политику армейскую, но Павел, не внимая никаким доводам — громко хлопнул дверью.