Опьяненные страстью

Мадлен выволокли из лодки, перекинули через плечо. Ледяная вода плескала ей в лицо, пока неизвестный шлепал к берегу, крепко держа ее за колени. Мадлен предупредили, что на берегу их встретят друзья. В темноте она не могла разглядеть их лица, неизвестные молчали. Очевидно, это не солдаты. Так или иначе, Мадлен уже сомневалась в том, что берег – безопасное место по сравнению с пустынной и бескрайней равниной моря.

Вдруг в темноте послышался приглушенный голос Себастьяна и сдавленные смешки.

Неизвестный, несущий Мадлен, начал карабкаться вверх по утесу. Мадлен ухватилась обеими руками за его широкий пояс, боясь упасть. Впрочем, ей было за что благодарить судьбу: в конце концов она оказалась на твердой земле, во Франции.

Подъем продолжался несколько минут, молчание и деловитость контрабандистов придавали происходящему зловещий оттенок. Наконец земля под ногами выровнялась, и Мадлен поняла, что они добрались до вершины утеса.

Ее поставили на ноги так порывисто, что кровь мгновенно отхлынула от головы, вызвав головокружение. С фамильярной небрежностью кто-то поддержал ее и посветил в лицо фонарем. Только теперь Мадлен увидела человек десять, оборванных, грязных, с заросшими щетиной и покрытыми копотью лицами. Их глаза свирепо поблескивали, зловонный перегар выдавал их пристрастие к спиртному и грубость натуры, но к Мадлен никто не прикасался.

– Ей-богу, а она недурна! – прошептал один.

Себастьян, неизвестно как очутившийся рядом, улыбнулся.

– И стоит каждого потраченного на нее франка.

– Что вы сказали им? – подозрительно прошептала Мадлен по пути к убежищу.

– Только правду: что ты моя любовница – опытная, привыкшая к роскоши и знатная куртизанка.

– Ох уж эти мне мужчины! – фыркнула Мадлен.

Себастьян рассмеялся и обнял ее здоровой рукой.

– Они восхищены твоей отвагой, дорогая. Ты была великолепна!

Глава 20

В последующие два дня Мадлен открыла в Себастьяне подлинный талант шпиона. По пути вдоль побережья пролива к Лиллю, расположенному недалеко от бельгийской границы, где, по словам Себастьяна, собирались мятежники, сочувствующие Англии, Мадлен восхищалась его знанием многочисленных диалектов и местности. Она прониклась уважением к Себастьяну, обнаружив, что ему известны не только обычаи сыновей Нормандии, но и цыган, к табору которых пристали путники.

Себастьян объяснил, что теперь, когда вторжение возможно в любую минуту, всякий незнакомец вызывает подозрения. Только цыгане беспрепятственно кочуют из города в город, не привлекая внимания. За охрану де Вальми Себастьян пообещал своим друзьям-цыганам несколько золотых монет из тех, что были зашиты в подкладку плаща Мадлен перед отплытием из Англии.

Поэтому весь день де Вальми сидел связанный, с кляпом во рту, в одной из кибиток, а на ночь его привязывали к какому-нибудь дереву.

Еще никогда в жизни Мадлен не была столь счастлива и вместе с тем напугана. Путешествие ничем не напоминало то, что она совершила в одиночку в августе, надеясь на защиту монашеского одеяния. Поскольку произношение выдавало в ней образованную женщину, она старалась говорить как можно меньше. Мадлен переоделась в цыганскую одежду – крестьянскую блузу, шерстяной жилет, мужскую куртку и тяжелую шерстяную юбку, из-под которой выглядывали пышные оборки красной нижней юбки. Голову она повязала платком с бахромой из золотых монет, ноги болтались в огромных башмаках, несмотря на набитые тряпками носки. Несмотря на этот маскарад, Мадлен знала, что привлекает взгляды всех проходящих мимо мужчин. Если бы не неусыпная бдительность Себастьяна, вряд ли она перенесла бы путешествие.

Добрую часть пути они проделали пешком, хотя Себастьяна мучила лихорадка и боли в руке. Пока вокруг не было незнакомых людей, он подвязывал руку, но, едва к табору приближались посторонние, он клал правую руку на рукоять засунутого за пояс пистолета или шпаги, висящей на боку. Цыганам запрещалось пользоваться и тем и другим оружием, но никто не осмеливался бросить вызов Себастьяну, и Мадлен понимала почему: несмотря на бледность и поразительную красоту, он не производил впечатления хрупкого, изнеженного существа. Он выглядел целеустремленным и бесстрашным, каким и был на самом деле.

В Лилле Себастьян попрощался с цыганами и повел Мадлен к ветхому постоялому двору под названием «Лягушка».

Мадлен подивилась его выбору: постоялый двор был мрачным и грязным. В углах шебаршились мыши, от фонарей, заправленных рыбьим жиром, пахло морем. Единственными постояльцами оказались Мадлен с Себастьяном и их пленник. Тем же вечером Жак Жирар, хозяин постоялого двора, распил вместе с Себастьяном бутылку красного. Они просидели вдвоем до утра. На следующее утро мужчины отправились в Париж, оставив Мадлен с де Вальми и Лизеттой Жирар.

За два дня на постоялый двор не заглянул ни один путник. Мадлен сидела на деревянном стуле в общей комнате и присматривала за де Вальми, привязанным к стулу, а заодно и за женой хозяина, Лизеттой.