Опьяненные страстью

Разрумянившись, словно ее осыпали десятком пощечин, Мадлен отдернула дрожащую руку от непристойной рукописи, лежащей на столе. Несколько секунд она просидела не шевелясь, то холодея, то обливаясь потом, потрясенная строками, которые только что прочла по ошибке.

Сегодня утром она получила задание изучить теорию лорда д’Арси о том, как распоряжаться деньгами. Хорас сообщил, что рукопись лежит на длинном столе в библиотеке, но на нем Мадлен обнаружила две рукописные книги в совершенно одинаковых переплетах, лежащие бок о бок. По воле случая она ошиблась в выборе. Едва открыв рукопись, Мадлен уже не сумела отвести от нее глаз, пока не прочла описание нескольких амурных похождений. Час, отведенный для чтения скучного научного трактата, превратился в изучение возбуждающей эротики.

Мадлен облизнула губы, но это не помогло. Ее язык пересох. Подумать только, чем занимаются мужчины и женщины! Мало того – кто-то не постеснялся описать их выходки!

Почти уверенная в том, кто автор рукописи, Мадлен потянулась ко второй, чтобы сравнить почерк. Сомнений не осталось: и та и другая рукописи принадлежали перу лорда д’Арси.

Захлопнув книги, она оттолкнула их и поднялась.

– Стало быть, вот чем лондонский повеса занимается на досуге, – пробормотала она. – Коллекционирует скабрезные рисунки и излагает на бумаге подробности своих романов.

Мадлен медленно подошла к окну. За виднеющейся в отдалении рощей поблескивал Ла-Манш, словно липкий след улитки на листке. Мадлен попыталась сосредоточиться на прелести солнечного дня, но ее мысли витали далеко.

Прошел почти месяц с тех пор, как она отдалась Себастьяну д’Арси, дрожа от страха и предвкушения. Время шло, и теперь ей самой не верилось, что когда-то она лежала в его объятиях. С тех пор Себастьян держался с ней, как подобало отцу или старшему брату, и это повергало Мадлен в растерянность. Иногда ей казалось, что между ними ничего не было. Но теперь, убедившись, что рукопись взбудоражила ее, Мадлен поняла: давняя ночь все-таки была, и отрицать это немыслимо.

Она поежилась, чувствуя себя неловко оттого, что странные, удивительные, но чудесные ощущения не покидали ее. Они были неразрывно связаны с мыслями о Себастьяне д’Арси. Вместе с потрясением в ней вспыхнуло жгучее любопытство, стремление узнать, не приукрашены ли эти описания. И если вниманием лорда д’Арси так легко завладевали самые разные женщины, почему же он отвергает ее, Мадлен? Неужели потому, что она не настолько опытна, смела и привлекательна, как его прежние пассии?

Мадлен старательно взвесила каждый свой довод. Как она будет раскованной и смелой в любовных утехах, когда никто не объяснил ей, что в них возможно бесконечное разнообразие поз? Кроме того, Себастьян сам заявил, что она очутится в его постели лишь тогда, когда проявит любопытство, а не привязанность. Наконец-то в ней взыграло любопытство! А что касается красоты… Мадлен не могла сравнить себя с прежними возлюбленными Себастьяна – он воздерживался от подробных описаний тел и лиц.

Стоя у окна, Мадлен испытующе провела ладонью по своей груди, с удовлетворением отмечая ее полноту. Да, природа одарила ее щедрее, чем даму с сеновала, которая сетовала на недостаточную женственность своих форм. Мадлен попыталась оглядеть собственные бедра, вспоминая, с каким упоением Себастьян сжимал их. Ее рука в замешательстве помедлила внизу живота. Мадлен прикусила губу. Она не знала, соответствуют ли ее достоинства высшим меркам, но тепло и шевеление внутри заставили ее вздрогнуть.

От давней ночи в воспоминании у нее остались смущение, боль и ошеломляющее блаженство от прикосновений к ее лону. Себастьян рычал и стонал, словно в агонии, а затем принялся шептать ей слова восхищения. Но вполне возможно, она что-то упустила. Если бы только памятная ночь повторилась, она сумела бы понять, что к чему. Он согласился преподать ей очередной урок, как только она будет готова. Ну что же, теперь пришло самое время!

А если Себастьяну уже не интересно ласкать ее – так, как описано в рукописи? Что, если он отвергнет ее предложение?

– Нет, этого я не допущу!

– Чего ты не допустишь, дорогая?

Мадлен повернулась так стремительно, что юбки запутались вокруг ее ног. Себастьян стоял поодаль, одетый в костюм для верховой езды – коричневый сюртук, облегающие кожаные бриджи и сапоги.

Он подошел поближе.

– Надеюсь, ты не отказываешься разговаривать со мной?

– Нет, месье. – Мадлен поспешно шагнула в сторону от стола. Долго ли Себастьян простоял здесь? Впрочем, какая разница, если ее лицо вспыхнуло, а сердце запрыгало в груди, как заяц по полю? Пусть считает, что ее взволновало его неожиданное появление. Слава Богу, он не умеет читать мысли.

А Себастьян и не нуждался в искусстве чтения мыслей. Причина смущения Мадлен была ясно написана на ее раскрасневшемся лице. Она наверняка читала рукопись, которую он умышленно положил на стол.

– Ты здорова, Миньон?

– Да…

Он пристально наблюдал за ней, стараясь уловить тревожные нотки в голосе.

– Да, конечно.