Опьяненные страстью

– Предоставь его мне, – заявила Анриетта.

– Как по-твоему, что происходит? – спросила Жюстина, усаживаясь в экипаж. – Себастьян неизвестно где, а Мадлен выглядит совсем потерянной.

Анриетта пожала плечами:

– Милые бранятся – только тешатся, разве ты забыла?

– Ну что ты! – Глаза Жюстины засияли. – Особенно хорошо я помню примирения. Однажды один прусский офицер, гусар, служивший у фон Шилля…

Не слушая воспоминаний сестры, Анриетта принялась обдумывать более насущный вопрос: положение племянницы. Девочка не могла так быстро надоесть Себастьяну. Лицо Мадлен сияло восторгом первой любви. Но был и более красноречивый знак – темные круги под прелестными глазами, следы недавних слез. Очевидно, она пережила внезапное и бурное расставание. Конечно, в юности всякое случается, чувства непредсказуемо переменчивы. Но ни один мужчина, даже такой щедрый и великодушный, как лорд Себастьян д’Арси, не стал бы дарить бывшей любовнице великолепный особняк просто так, в память о коротком романе! Судя по всему, в объятия Мадлен Себастьяна толкнуло не мимолетное увлечение, а иное, более серьезное чувство.

Эта мысль порадовала Анриетту. Себастьян называл себя бессердечным, однако отличался привычкой брать на себя роль благородного рыцаря, спасителя дамы, какого бы низкого звания она ни была.

Анриетта понимала, почему Себастьян стремится защитить женщин, особенно тех, кто совсем беспомощен. Следовательно, пока он считает Мадлен одинокой в этом мире, хрупкой девочкой, нуждающейся в опеке, он не бросит ее, что бы ни говорила Мадлен. Но это не значит, что он сам будет опекать ее. Во всем виновата дурацкая теория независимой любовницы.

Неужели Себастьян и вправду настолько глуп? Неужели отважился предложить Мадлен сразу же найти себе другого любовника? О Господи! Только истинное чувство толкает человека на нелепые поступки!

Сообразительная Анриетта продолжала размышлять и сопоставлять. Ясно и другое: по всем признакам ее маленькая племянница влюблена.

– Как ты думаешь, он расстался с ней навсегда? – прервала ее размышления Жюстина, покончив с воспоминаниями.

– Это немыслимо! Он твердо намерен бывать в этом доме. Разве ты не заметила – он уже перевез туда часть своих вещей!

– Ну конечно! И как это мне самой не пришло в голову?

Отвечать на последний вопрос Анриетта не стала.

– А что касается самой Мадлен… Никогда в жизни мне еще не доводилось видеть лица, на котором столь ясно читалась бы любовь. Как только мы переселимся, юные любовники заживут по-новому. Сначала необходимо обговорить условия их связи – это избавит нас впоследствии от беспокойства. К примеру, надо узнать, хранится ли у Мадлен дарственная на дом.

– Премиленький домик! – проворковала Жюстина. – В самый раз для четырех элегантных дам.

– Но если маркиз решит свить в нем семейное гнездышко, мы вновь окажемся на улице.

– О, только не это! Пожалуй, стоит посоветовать Мадлен попросить у него небольшую сумму на содержание родных.

– Нет, не стоит размениваться по мелочам. Не забывай, он ее первый любовник. Мадлен не захочет выманивать у него деньги, ей достаточно дышать с ним одним воздухом. А девушка заметно изменилась! Ты заметила, как горделиво она держится? Нет, заставить ее плясать под нашу дудку будет непросто.

– Ты хотела сказать – под твою дудку. Я никогда не пользовалась своими преимуществами.

Анриетта погрузилась в молчание. Да, Жюстина предпочитала предоставлять денежные хлопоты и прочие неприятные мелочи жизни кому-нибудь другому. Как обычно, эта ноша ложилась на нее, Анриетту.

Еще никогда в жизни Брамуэлл Эверли так не радовался тому обстоятельству, что он доводится родственником Себастьяну д’Арси по отцовской линии. Причиной внезапных родственных чувств стала юная леди, сидящая напротив.

Ей было к лицу кремовое платье в стиле ампир, отделанное брюссельским кружевом. Широкая кружевная лента, расшитая крохотными жемчужинами, охватывала ее тонкую шейку, а чуть ниже щедро вырезанный атласный лиф обнажал пышную грудь. Лорду Эверли недоставало внушительной внешности Себастьяна, его гипнотизирующей привлекательности и чувственности уверенного в себе мужчины, однако он умел ценить красоту. А мадемуазель Миньон была обворожительна – от короны блестящих темных локонов до кончиков голубых атласных туфелек.

– С вашей стороны чрезвычайно любезно навестить меня, лорд Эверли, – произнесла Мадлен, наливая гостю вина. – Наверное, джентльмену в вашем положении трудно выкроить свободную минуту.

– Вовсе нет! Для своих родных и близких я всегда свободен, тем более что об одолжении меня просил сам Себастьян. – Он слегка покраснел. – Простите… Ума не приложу, как у меня язык повернулся сказать такое даме. – Он отвернулся и уставился на пылающий в камине огонь, словно пытаясь придумать оправдание. Видимо, во всем виноваты глаза девушки. Никогда в жизни он не видывал таких волшебных глаз.

– Но ведь и мы с вами дальние родственники – не так ли? – спросила Мадлен, подавая ему бокал.

Эверли вздохнул с облегчением:

– Не кровные, мадемуазель. – Он игриво приподнял бровь.

Мадлен ответила ему улыбкой: