Опьяненные страстью

– Не может быть! – Мадлен перевела изумленный взгляд со счетов на дворецкого лорда д’Арси. – Неужели наш скромный дом требует таких расходов? Двести фунтов в месяц! Да этого хватило бы на целый год!

Хорас поджал губы.

– Мадемуазель редко бывает дома, а ее гостьи часто устраивают приемы.

– Игра в карты у сестер Фокан не может обходиться так дорого.

Хорас указал пальцем на счета, подшитые в конторскую книгу.

– А ужин с паштетом из трюфелей, шампанским и устрицами? Иностранные деликатесы стоят недешево. – Он пожал плечами. – А у дам Фокан… своеобразные вкусы.

Мадлен нетерпеливо хлопнула по конторской книге ладонью.

– Я не могу передать эти счета поверенному вашего хозяина. Не могли бы мы на время задержать их у себя?

Хорас вдруг расплылся в улыбке.

– Достаточно одного слова маркиза, и мадемуазель может откладывать оплату счетов до бесконечности.

Она с надеждой вскинула голову.

– От него по-прежнему нет никаких известий, Хорас?

За прошедший месяц дворецкий твердо усвоил, что невразумительные местоимения «он» и «его» в устах Мадлен неизменно относятся к лорду д’Арси. Казалось, мадемуазель не в силах произнести его имя.

– От лорда д’Арси не поступало никаких известий с тех пор, как мы вернулись в город, – ответил он так, как отвечал почти каждый день.

Мадлен отвернулась.

– Хорошо, я сама поговорю с сестрами Фокан, но не сейчас – мне пора на примерку. Столовый прибор для меня можете не ставить. Сегодня вечером за мной заедет лорд Эверли. Пожалуйста, приготовьте его любимый бренди.

– Слушаюсь, мадемуазель. А как быть с вашими гостьями? Сегодня вечером они задумали небольшой прием.

Мадлен рассерженно нахмурила брови.

– Им придется подать только кексы и эль. Если возникнут вопросы, отправьте их ко мне.

Хорас улыбнулся. Он не всегда улавливал мысли маленькой мадемуазель, зато отлично понимал, почему хозяин так стремительно увлекся ею. В сущности, у Хораса были свои соображения по поводу продолжительного отсутствия его светлости, и он искренне желал, чтобы у мадемуазель поскорее появился новый покровитель. В таком случае его планам суждено осуществиться.

Дом на Белгрейв-сквер был от подвала до крыши набит оранжерейными цветами. Эти подношения доводили до помешательства кухарку, страдающую сенной лихорадкой. Что касается лорда Эверли, то последние несколько недель не проходило ни дня, чтобы он не навестил мадемуазель Мадлен.

– Сегодня утром заезжала леди Элизабет. Опять оставила свою карточку.

Мадлен раздраженно пожала плечами. Эта женщина пыталась увидеться с ней вот уже два месяца, по два раза в неделю, но Мадлен не могла заставить себя принять соперницу. Она была просто не в силах вежливо приветствовать ее!

– Для нее меня всегда нет дома.

– Хорошо, мадемуазель, – пробормотал дворецкий. – Вы просили напомнить: сегодня к чаю прибудут виконт Пристли и мистер Холлистер.

– Благодарю, Хорас. Известите мадам Анриетту, что мне потребуются ее услуги компаньонки.

– Слушаюсь, мадемуазель. – Дворецкий учтиво поклонился.

Мадлен захлопнула книгу, потерла ноющие виски, встала и подошла к окну. Стекла в углах затянули ледяные кружева. Площадь была пустынна, даже вечнозеленые деревья выглядели нахохлившимися и озябшими. В декабре начались морозные ночи, но все уверяли, что через несколько дней установится более теплая погода.

Она осторожно подышала на холодное стекло, наблюдая, как оно запотевает, и принялась рисовать узоры. Теплые октябрьские дни в Кенте давно миновали. Перед ней встала серьезная задача: устроить свою жизнь. Но Мадлен казалось, что ее сердце заледенело – как углы оконных стекол.

«Выбирай…»

Мадлен уставилась на слово, написанное на стекле. Она уже сделала выбор, но он оказался неудачным. Себастьян заранее предупреждал об этом. Должно быть, отчасти именно из-за этого предупреждения она страстно и безнадежно влюбилась в Себастьяна д’Арси.

Постепенно воспоминания о нем затуманивались, и это пугало Мадлен сильнее всего. Закрывая глаза, она воскрешала солнечный день, покачивания гондолы, его мощное мускулистое тело, нависшее над ней, но многие детали припоминала с трудом. Ей казалось, что в минуты страсти она не в состоянии не то что думать, но и дышать. В его объятиях даже насилие не выглядело участью, подобной смерти. Оно было блаженством.

Воспоминания внезапно вызвали в душе Мадлен взрыв боли. Стиснув кулачок, она прижала его к стеклу, уперлась в него лбом и застыла, беззвучно шевеля губами. Значит, вот что такое искушение. И все-таки как несправедливо: она едва успела вкусить блаженства, и его отняли у нее.

Где же Себастьян? Почему он не ответил ни на одно из писем, отправленных в Кент? Неужели он и вправду решил навсегда расстаться с ней?