У костра эвенкийка вдруг запела. Она пела не громко, но в ночной тишине её было хорошо слышно. Звуки песни были разные. То громкие и резкие, то тихие как будто она кого-то о чём-то просила. Я ещё тогда успел подумать, что ей от чего-то стало плохо, надо ей помочь, но я не мог сдвинуться с места. Я стоял спиной к костру, на освящённой костром поляне. Кромка освещённой поляны отстояла, отмеряя впереди метров 15, может быть 20. Я только видел, что за этой кромкой – чёрная темнота. И вдруг, будто из ниоткуда, на этой кромке света появился медведь. Он вышел освещенное пространство, остановился и поднялся на задние лапы. Он не рычал, он только махал передними лапами из стороны в сторону, как бы хотел обнять кого-то. Он стоял, смотрел на нас и махал лапами. Потом зверь начал урчать – не рычать, а именно урчать и приседать на одном месте. Медведь был огромный. Мой рост – больше метра восемьдесят, а медведь был выше меня на его голову. Он стоял махал лапами и смотрел на меня. То посмотрит на меня, то на Сафона, то на костёр. Он больше не урчал. Мы все стояли молча, а бабушка пела. Я не двигался. Только моя рука стала нащупывать скобу курков на ружье. И странно, когда я её нашёл, то мне показалось, что она раскалена, я даже руку отдёрнул от скобы.
Медведь опять встал во весь рост. Опять стал махать передними лапами и урчать. А мы стояли молча и смотрели на него. Я впервые видел медведя так близко, хотя и провёл в тайге не один год. Потом он вдруг опустился на все четыре лапы. Вытянул вперёд переднюю правую лапу, как бы намереваясь сделать шаг к нам. Я весь вздрогнул, как будто бы меня кто-то толкнул. Если медведь пойдёт сейчас на меня, я стреляю, а то будет поздно. Пальцы правой руки нашли скобу крючков ружья. Ещё одно движение – и я стреляю, иначе будет поздно. Но зверь вдруг подтянул лапу обратно. Он как будто услышал то о чём я подумал. Он снова встал на задних лапах и снова замахал передними лапами перед своей мордой. Мы так и стояли: медведь, я и Сафрон. Сколько мы стояли, я не знаю точно – может 5 минут, может 25. Вдруг медведь рявкнул, так, негромко, потом заурчал, попятился в темноту и пропал. Темнота спрятала его в себе. А бабушка всё пела. Теперь я, пятясь, отступил к костру на несколько шагов, боясь ещё повернуться спиной к темноте. Подошёл Сафрон, положил свою руку мне на плечо и сказал.
– Молодец, выдержал, не стрелял. Это был хозяин здешних мест, он здесь живёт. Приходил проверить, кто мы такие. Может, пригласят на чай, – и засмеялся. – Пойдём к костру, ты весь дрожишь.
Мы вернулись к костру. Я сел на бревно и только сейчас почувствовал, как меня бьёт дрожь. Всё тряслось во мне, даже зубы, по-моему, стучали. Сафрон что-то сказал жене. Она встала, подошла к костру, опустила руки в дым костра. Она всегда так делала, когда подходила к костру. Постояла немного и подошла ко мне со спины. Положила свои руки на мою голову и стала что-то говорить. Она стала двигать свои руки по моей голове с верху к шее и обратно. Руки были тёплые и мягкие, как у моей мамы. Она всё время что-то говорила на своём языке. Дрожь у меня постепенно затихала. И вскоре совсем прошла. Она ещё постояла немного возле меня, потом отошла к мужу и опять что-то ему сказала. Он в ответ покачал головой.
Я стал осматриваться вдруг заметил, что я совсем не вижу лодку Сафрона. Её как бы и не было.
– А где же ваша лодка, где внучка? – Спросил я у Сафрона.
– Здесь внучка, здесь. Я её и Сашу ещё ночью перенёс к себе за спину, когда началось это беспокойство. Лодка на месте, просто её не видно – туман над рекой.
И как бы в подтверждение его слов о ночном беспокойстве, где-то там, в лесу, напротив нас раздался такой грохот, как будто обрушились горы. И долго ещё слышен был стук камней друг о друга. По тайге потёк гул.
– Что это такое? – спросил я Сафрона. Сафрон долго молчал, потом сказал:
– Помнишь, после Суломая на берегу реки стоят огромные каменные столбы? Здесь, в округе, много таких каменных столбов. Вот, по-моему, часть этих столбов и рухнула, рассыпалась.
– Но почему именно сейчас они рухнули, когда мы здесь? Может их кто-то уронил? – Сафрон не ответил. Он снова прилёг у костра, а я присел рядом и всё думал, почему накатывает на меня какой-то необъяснимый страх. Мне даже стыдно было в этом признаться Сафрону. Давно я такого не испытывал. Чтобы избавится от этого страха, надо было что-то делать. Но что делать и с кем бороться, мне сейчас было не понятно.
– Володя, иди спать, – сказал Сафрон, – я всё равно не сплю. Что нам сидеть вдвоём, надо тебе отдохнуть, завтра вам идти по реке вверх, будет много работы. Иди, иди спать. Если что пойдёт не так, я успею тебя разбудить. Держи ружьё заряженным.
Из-за его спины показалась голова его жены. Потом бабушка приподнялась и села в своей постели из шкур. Я спросил её, почему она пела, что это значит. Она сказала: