Граф Витгенштейн также не предпринимал наступательных действий, сперва потому, что корпус его понес большую потерю в людях и имел необходимость в отдыхе после трехнедельных, беспрестанных сражений, начавшихся 17 Июля при Якубове и кончившихся 6 Августа под Полоцком. Малочисленность корпуса не дозволяла атаковать Сен-Сира, который укрепился и превосходил нас силами. Потом, в начале Сентября, Граф Витгенштейн получил общий операционный план, по коему обещаны ему были свежие войска и предписывалось начать действия не ранее 1 Октября. В ожидании сего срока и усилений, ему нельзя было трогаться с места; следственно, он и Сен-Сир были осуждены обстоятельствами на временное бездействие, а между тем выгоды склонились на нашу сторону, чему главной причиной был недостаток продовольствия в неприятельских войсках. Сперва добывали жизненные припасы реквизициями, но вскоре мера сия оказалась безуспешной. Сен-Сир разделил окрестности Полоцка на округи, с расписанием и разграничением на картах, в какой из округов посылать каждой дивизии за припасами. Вскоре ближние к городу деревни и мызы оскудели от излишних требований и грабежа, которыми сопровождались фуражировки. Сам Сен-Сир сознается, что большое число солдат расходилось для мародерства [410] . Потом появились повальные болезни, особенно между Баварцами; их умирало ежедневно от 100 до 150 человек. В лазаретах не стало лекарств. Баварский историк войны 1812 года говорит: «Можно считать чудом, если кто из нас не погиб на берегах Двины от меча Русских, болезни или голода. Нужны были все усилия начальства, для удержания войск в повиновении. Когда пальба с Полоцких укреплений возвестила нам о Бородинской победе, то в наших рядах уже оставалось так мало людей, что почти некому было защищать знамен, и полки сдавали их в Комиссариатское ведомство» [411] .
Полоцк опустел. По улицам видны были только голодные, больные Французы, Швейцарцы и Баварцы; заразительным воздухом опасно было дышать. Сен-Сир, в своих Записках, говорит: «Полоцк превратился в госпиталь, и, к довершению несчастия, ощущали мы недостаток во всем нужном для больных» [412] .
В лагере Графа Витгенштейна, как в Тарутине, не знали нужды, жили в изобилии, чему способствовало неограниченное усердие Псковитян, имевших счастие видеть, что главным вождем сил Александра был тогда один из их земляков – Кутузов. Они несли в дар Отечеству что могли: деньги, хлеб, скот, подводы. Псковская губерния служила главным источником продовольствия для корпуса Графа Витгенштейна, а также подвозила съестные припасы из Новгородской губернии. С Июля месяца были отправляемы через Псков на Себеж 10-дневные пропорции сухарей, овса, мяса и вина на 35 000, а с 5 Сентября на 55 000 человек. Псков и Остров были главными складочными, а Люцин и Себеж развозными местами, откуда продовольствие отправлялось по следам корпуса Графа Витгенштейна. Великолуцкое дворянство предложило пожертвовать всем хлебом, снятым с полей, за оставлением только необходимого количества, не требуя ни денег, ни квитанций. За хлеб, обращенный из сельских магазинов на сухари, Порховское дворянство не просило никакой платы. Пожертвование Псковской губернии хлебом, деньгами, овчинами, подводами и прочим превышало 14 миллионов рублей, полагая самые умеренные цены и не включая в то число взятого из сельских магазинов хлеба. Более 100 000 подвод были в беспрестанном движении по Псковской губернии. Кроме того, крестьяне охотно оставляли свои занятия и вспомоществовали земской полиции, особенно для препровождения большого числа пленных. По великому скоплению раненых, все дома в губернии были ими заняты, а от недостатка врачей происходили заразительные болезни и сильная смертность. Ни чрезвычайные повинности, ни близость театра войны, ничто не нарушало спокойствия. Гражданский Губернатор Князь Шаховской, имея Высочайшее повеление доносить в собственные руки Императора о чрезвычайных по тогдашним обстоятельствам случаях, писал в одном донесении: «Народ, пребывая в безмятежном спокойствии и горя любовью, усердием и ревностью к Вам, Государь, и Отечеству, готов во всякое время единодушным восстанием противиться неприятелю, дерзающему покушаться нарушить общественное спокойствие» [413] .