Описание путешествия Голштинского посольства в Московию и Персию (c гравюрами)

Наиболее трудными днями для нас были 18 и 19 октября. 18 мы налетели на мель в 5 фут. После того как мы, через 5 часов крайне усиленной работы, перебрались через нее и получили 6 фут под собой, мы заметили, что попали лишь в яму, вокруг которой повсюду было еле 4 или 4 1/2 фут. Поэтому с таким же трудом нам пришлось тащить судно обратно на прежнее место. Когда ночью ветер перешел на СЗ, вода заметно спала, так что мы сохранили лишь 3 фута, и корабль глубоко уселся в ил. Хотя мы с помощью татарской баржи и нашей шлюпки и освободили корабль от тяжелого груза и якорей, а люди наши целый день, без еды и питья, несли лошадиную работу, тем не менее успеха не было, и нам пришлось терпеливо ждать счастья и хорошего ветра, чтобы, поднявшись с моря, он нагнал воды. Некоторые из нас, вследствие этого, не мало испугались, подумав, что казаки могут нас здесь продержать как бы пленниками. К тому же еще опустился густой туман, и мы едва могли видеть что-либо на расстоянии длины корабля. Когда при этой пасмурной погоде нам повстречалась русская баржа, шедшая с моря, и неизвестно было, что за народ в ней, то, по приказанию посла Брюг[ге]мана, над ней дан был выстрел из пушки. Русские были крайне недовольны, начали нас всячески бранить, говоря, что вода принадлежит его царскому величеству, и для них столь же свободный проезд по ней, как и для нас; если же у нас такая охота пострелять, то пусть бы взялись за казаков, которые ждут нас в море. После того мы еще два раза встречали русские баржи; когда мы их любезно окликнули, то они прислали послам в подарок прекрасные черкасские плоды, как-то: очень большие груши, грецкие орехи и мушмула.

21 октября, при тихой погоде, к вечеру, вода начала прибывать, достигла высоты в 5 фут, и нам стало несколько легче стаскиваться с места и передвигаться дальше в море. 22 с моря подула сильная буря, особенно с ЮЮВ, так что вода поднялась еще на 9 пядей. Так как эта буря продолжалась целых 5 дней, то мы все это время принуждены были простоять тихо на одном месте.

23 того же месяца я при восходе застал солнце на ясном небе, причем оказалось, что, судя по компасу, оно взошло на 22° более к югу, чем следовало ожидать. Отсюда можно заключить, что склонение магнитное в данном месте составляет 22° от севера к западу.

27 того же месяца ветер несколько улегся, мы снова поместили груз на корабль; рассчитали татарскую баржу и пошли на парусах. Однако, пройдя не более мили, вновь застряли на грунте; поэтому мы тотчас отправили нашу шлюпку назад, чтобы звать татар обратно. Когда 28 рано утром корабль опять оправился и мы заметили, что с Волги за нами идут 13 парусов, то мы, полагая, что это, вероятно, персидский и татарский караваны, оставили татар и стали поджидать приближающиеся суда. Оказалось, что это князь Мусал, два персидских купца и 600 стрельцов с полковником на нескольких лодках, посланные царем для занятия гарнизоном города Терки. Когда мы увидели, что наш русский лоцман не знает ни пути, ни плавания, а между тем мы не могли найти нашего пути и по обычным сухопутным и морским картам (они, как видно из нашей прилежно намеченной и приложенной в конце книги карты, совершенно неверны), то мы и старались найти среди русских хорошего путеводителя. Поэтому вечером, когда корабли стали, мы пошли приветствовать стрелецкого полковника и пригласили его к нам на судно. Этот последний, после хорошего приема и угощения разными ценными напитками, лестными словами и с трогательным выражением лица начал выхвалять свое доброе сердце и любовь к нам, говоря, между прочим, что «у него сердце плакало и он не мог заснуть, пока не увидел нас опять здоровыми; о нашем благополучии он должен немедленно сообщить воеводе в Астрахань». Он радовался, что оказался случай услужить нам, и сказал, что все его люди в полном нашем распоряжении; он обещал сейчас же прислать со своего судна самого лучшего лоцмана и сделал еще много услужливых обещаний, которые нас, при тех обстоятельствах, в которых мы находились, не мало обрадовали. Однако, как только он попал на свое судно, он сейчас же поднял паруса и уехал, может быть — потому, что мы сейчас же не пошли к нему навстречу с «посулом», или подарком, к чему все русские привыкли, и не наполнили ему рук.

Этот солдат был так одарен бесстыдством, что в Терках потом с другими знатными господами без стеснения опять поднялся па судно, чтобы посетить послов. Когда ему напомнили об этой проделке, он ответил только: «Я виноват».