Читаем Описание путешествия Голштинского посольства в Московию и Персию (c гравюрами) полностью

6 того же месяца я с фон Мандельсло и другими нашими знатнейшими служащими был отправлен, чтобы подарить воеводе большой бокал, а обер- и унтер-канцлеру каждому по перстню с рубином; кроме того, мы должны были приветствовать князя Мусала вместе с его княгиней-матерью и пожелать всякого благополучия по случаю счастливого возвращения ее сына. Нас везде хорошо приняли и великолепно угостили фруктами, водкой, пивом, медом и вином. Здешний воевода проявил такое же великолепие и пышность, как нижегородский. Среди других разговоров он упомянул и о природе и свойствах персов, которые «произносят очень любезные и льстивые речи, но не заслуживают даже наполовину веры в свои слова, так как дела соответствуют их поступкам едва наполовину».

Князь Мусал принял нас любезно перед своим двором и провел нас к матери своей в большой выстроенный из глины зал, 4 стены которого были полны сводчатых ниш, где частью стояли красиво убранные и уложенные шелковыми и бумажными одеялами кровати, частью же лежали разные вытканные и шитые пестрым шелком и золотом платки. По сторонам стояли несколько ящиков, которые были наполнены подобными же вещами и застланы коврами. Вверху у стен под потолком висели два ряда пестро раскрашенных деревянных и глиняных сосудов. Колонны внутри дома были обвешаны многими красивыми саблями, луками и стрелами. Старая княгиня, высокая осанистая матрона лет 46–60, по имени Бикэ, сидела на стуле в длинном черном, подбитом соболями кафтане или спальном халате. Сзади на голове у нее был прикреплен надутый бычий пузырь, который, подобно голове, был обвит флером, шитым шелком и золотом; вокруг шеи был надет пестрый шелковый платок, концы которого свисали вниз и были распущены на плечах. За ее стулом стояла прислужница, с таким же пузырем на голове. Говорят, это — признак вдовства. По правую сторону ее помещались 3 ее сына; из них 2-младших были и простых крестьянских одеждах и в накинутых войлочных плащах; за ними стояли несколько слуг, которые из-за недавнего убийства старшего сына надрезали себе лбы. По левую сторону помещался длинный ряд старых татар, представлявших собой придворных офицеров и советников. После того как княгиня Бикэ любезно ответила нам на наше приветствие, она велела поставить рядом с собой несколько стульев и нам присесть на них. Так же точно перед нами был поставлен небольшой стол, который был уставлен всякими фруктами, медом и водкой. Несмотря на нашу просьбу, сыновья не желали садиться при нас, указывая на то, что у них не принято, чтобы во время бесед или при чужих гостях они могли сесть в присутствии своей матери; напротив, они должны из почтения к ней все время стоять и прислуживать.

После того как мы некоторое время поели, а княгиня и сыновья и советники вдосталь попробовали нашу одежду спереди и сзади и с изумлением осмотрели ее, она сама подала каждому из нас по серебряной чаре, полной очень крепкой водки, как говорят, приготовленной из пшена. То же сделал и князь Мусал, примеру которого последовали его братья. Нас попросили, чтобы мы разрешили и слугам нашим выпить, что она им поднесет. Тем временем за княгиней открылась дверь в комнату, в которой можно было видеть много женщин. Впереди всех стояла ее дочь, выдававшаяся замуж за шаха персидского, барышня лет 16, прекрасной белизны и чистоты лица, с черными, как смоль, свисавшими сзади кручеными локонами. Находившиеся в этом помещении столь же, как и находившиеся вне его, любопытствовали посмотреть на нас и на наш костюм; они глядели одна через другую; зачастую, по кивку Бикэ, закрывали дверь, но потом опять открывали ее. Они теребили одного из наших слуг, потащив его в сторону двери, осматривали его одежду и шпагу, которую он ради них должен был обнажить, удивлялись полировке, но когда мы хотели посмотреть на них, они опять скрывались, чтобы вновь выйти наружу, подобно Галатее.

В конце концов, когда персидский посланец жениха, по обыкновению своему, пришел и сюда, дверь к женщинам была поспешно закрыта, и более ни одна из них не показывалась. Вскоре после этого мы простились и пошли посмотреть татарский город. Здесь нас встретили несколько красивых молодых татарских женщин в разнообразных крашеных рубахах. Они без стеснения хватали нас и не хотели раньше отпустить от себя, пока ими не был вполне ощупан и осмотрен наш костюм.

6 того же месяца купчина дал нашему послу прочитать письмо, которое, по его словам, дербентской губернатор отправил в ответ ему на его письмо из Астрахани от 25 сентября. В этом письме султан выражал сердечную радость по случаю нашего прибытия и советовал, чтобы купчина приезжал не раньше, как доставив по водному пути и нас с собой.

17 того же месяца персидский толмач Рустам прибыл обратно с дагестанской границы с сообщением, что персы не только убрали назад всех верблюдов и все повозки, но также забрали и все дерево и весь хворост, чтобы пользоваться ими во время плохой дороги. Поэтому было решено, что дальше мы поедем водой.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека исторической прозы

Остап Бондарчук
Остап Бондарчук

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза
Хата за околицей
Хата за околицей

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза
Осада Ченстохова
Осада Ченстохова

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.(Кордецкий).

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза
Два света
Два света

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза

Похожие книги

1812. Всё было не так!
1812. Всё было не так!

«Нигде так не врут, как на войне…» – история Наполеонова нашествия еще раз подтвердила эту старую истину: ни одна другая трагедия не была настолько мифологизирована, приукрашена, переписана набело, как Отечественная война 1812 года. Можно ли вообще величать ее Отечественной? Было ли нападение Бонапарта «вероломным», как пыталась доказать наша пропаганда? Собирался ли он «завоевать» и «поработить» Россию – и почему его столь часто встречали как освободителя? Есть ли основания считать Бородинское сражение не то что победой, но хотя бы «ничьей» и почему в обороне на укрепленных позициях мы потеряли гораздо больше людей, чем атакующие французы, хотя, по всем законам войны, должно быть наоборот? Кто на самом деле сжег Москву и стоит ли верить рассказам о французских «грабежах», «бесчинствах» и «зверствах»? Против кого была обращена «дубина народной войны» и кому принадлежат лавры лучших партизан Европы? Правда ли, что русская армия «сломала хребет» Наполеону, и по чьей вине он вырвался из смертельного капкана на Березине, затянув войну еще на полтора долгих и кровавых года? Отвечая на самые «неудобные», запретные и скандальные вопросы, эта сенсационная книга убедительно доказывает: ВСЁ БЫЛО НЕ ТАК!

Георгий Суданов

История / Политика / Образование и наука / Военное дело
10 гениев, изменивших мир
10 гениев, изменивших мир

Эта книга посвящена людям, не только опередившим время, но и сумевшим своими достижениями в науке или общественной мысли оказать влияние на жизнь и мировоззрение целых поколений. Невозможно рассказать обо всех тех, благодаря кому радикально изменился мир (или наше представление о нем), речь пойдет о десяти гениальных ученых и философах, заставивших цивилизацию развиваться по новому, порой неожиданному пути. Их имена – Декарт, Дарвин, Маркс, Ницше, Фрейд, Циолковский, Морган, Склодовская-Кюри, Винер, Ферми. Их объединяли безграничная преданность своему делу, нестандартный взгляд на вещи, огромная трудоспособность. О том, как сложилась жизнь этих удивительных людей, как формировались их идеи, вы узнаете из книги, которую держите в руках, и наверняка согласитесь с утверждением Вольтера: «Почти никогда не делалось ничего великого в мире без участия гениев».

Александр Владимирович Фомин , Александр Фомин , Елена Алексеевна Кочемировская , Елена Кочемировская

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
10 мифов о России
10 мифов о России

Сто лет назад была на белом свете такая страна, Российская империя. Страна, о которой мы знаем очень мало, а то, что знаем, — по большей части неверно. Долгие годы подлинная история России намеренно искажалась и очернялась. Нам рассказывали мифы о «страшном третьем отделении» и «огромной неповоротливой бюрократии», о «забитом русском мужике», который каким-то образом умудрялся «кормить Европу», не отрываясь от «беспробудного русского пьянства», о «вековом русском рабстве», «русском воровстве» и «русской лени», о страшной «тюрьме народов», в которой если и было что-то хорошее, то исключительно «вопреки»...Лучшее оружие против мифов — правда. И в этой книге читатель найдет правду о великой стране своих предков — Российской империи.

Александр Азизович Музафаров

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное