Читаем Описание путешествия Голштинского посольства в Московию и Персию (c гравюрами) полностью

Гора Арарат, на которой, как сказано в 8 главе I книги Моисеевой, остановился Ноев ковчег, теперь именуется армянами «Мессина», а персами — «Агри», арабами же — «Зюбейлан». С виду она, пожалуй, еще выше Кавказа; это была самая высокая гора, нами виденная за все путешествие, Это — совершенно черная, суровая скала; вершина ее как зимой, так и летом покрыта снегом. Высшие точки ее около 10–15 миль от Каспийского моря. Армяне, как и персы, уверены, что и в настоящее еще время кусок Ноева ковчега, отвердевшего вроде камня, находится на горе. Некоторым лицам из нашего посольства в Мидии, в Шемахе, в армянской церкви, показывали крест, длиной более чем в пол-локтя, из темно-коричневого дерева. Говорили, будто это кусок Ноева ковчега. Как большая святыня, крест был завернут в шелковый платок. Говорят, что на гору теперь нельзя взобраться. Не только на несколько миль кругом, сколько можно обозреть, имеются лишь высокие суровые скалы и глубокие долины, но и высокая гора эта сама — может быть, от землетрясения — вся в разных местах раскололась и раздалась, так что из-за широких и глубоких ущелий нельзя пробраться в место, где находился ковчег.

Посол Имамкули-султан, которого шах персидский послал к его светлости князю шлезвиголштинскому и проч., владеет домом и живет недалеко от этой горы, а именно в области Карабах. Он много о ней рассказывал. Ввиду этих высоких гор, видных весьма издалека, удобно ездить по Каспийскому морю, так как горы своими различными высотами и вершинами хорошо показывают путь.

11 того же месяца мы, по восходе солнца, вновь стали под паруса, взяв курс, рядом с островом, по направлению к югу. Почти у самого конца острова от материка в море направляется мыс или коса с песчаным рифом. Так как и напротив со стороны острова идет длинный риф, то фарватер здесь узок и опасен, тем более, что у конца острова, с левой стороны, фарватеру мешает песчаная мель с бурунами. Прибыв на это место, мы опустили якорь и в лодке отправились искать по середине глубокого места. На расстоянии полумили перед нами оказалась глубина всего только в 2 сажени, а за мелью вновь глубина стала оказываться в 6, 7 и более сажен. Когда мы прибыли в глубокое место и ветер оказался попутным, мы направились к Дербенту, взяв курс на ЮЮЗ таким образом, что все время с правой стороны видели сушу. К полуночи ветер изменил направление и подул с юга довольно сильно нам навстречу. Мы всю ночь шли лавируя, но ничего не добились, так что утром, когда ветер стал усиливаться, мы оросили якорь, на глубине 12 сажен. Здесь грунт был иловатый.


Глава LXXX

(Книга IV, глава 13)

О втором нашем кораблекрушении


После того как мы 12 весь день простояли на якоре, к вечеру после 9 часов ветер переменился и сильно подул с севера, мы вновь снялись с места, шли совершенно перед ветром (фордевинд) с курсом Ю к В [ZtО] и к 11 ч. имели грунт на глубине то 20, то 30 сажен, то совсем его теряли. Так как ветер перешел в бурю, то мы, не желая, в столь незнакомых водах, темной ночью, когда ничего нельзя было видеть кругом, давать кораблю слишком сильный ход, сняли все паруса, но, тем не менее, ветер нес нас с быстротой 2 миль в час. После 12 часов ночи одно несчастье за другим стало обрушиваться на нас. Прежде всего лот, при втаскивании, зацепился за корабль и затонул. Шлюпку мы сначала передали в особое управление двух боцманов, поручив им идти на парусах за нами, но так как шлюпка была низка, волны часто заливали ее, и боцманы, считая себя не в силах бороться с ними, поспешили вновь на корабль и привязали шлюпку с помощью каната. Мы тащили за собой также корабельную лодку, а также и другую еще, купленную у русских. Все эти лодки, раньше, чем мы успели спохватиться, наполнились водой, и сначала погибла из них русская, а затем и корабельная. Наконец оборвалась и шлюпка, после того как с большим затруднением для корабля, ее некоторое время удавалось тащить позади, и затонула. На ней находились несколько орудий для каменных снарядов, ядра, цепи, канаты, смола и другие необходимые для корабля вещи; все они погибли также. Таково было начало нашего кораблекрушение на Каспийском море. Высокие и короткие волны приводили к тому, что наше судно, которое было очень длинно и лишь из соснового дерева, извивалось как змея и расходилось в скреплениях. Нижняя часть постройки так скрипела, что во внутреннем помещении едва можно было расслышать собственное слово. Волны, одна за другой, опасно обрушивались на корабль и перебрасывались через него, заливая его так, что нам постоянно приходилось выкачивать и вычерпывать воду. Мы чувствовали себя при этом очень нехорошо, так как вспоминали, что уже испытано кораблем на Волге и при выходе в [Каспийское] море вследствие постоянного таскания в ту и другую сторону. Персидский лоцман также хотел быть на своем судне и поближе к суше, так как если бы корабль затонул, то решительно не на чем было спастись хотя бы одному человеку. Поэтому вновь мы провели ночь в сильном ужасе, страхе и опасениях.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека исторической прозы

Остап Бондарчук
Остап Бондарчук

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза
Хата за околицей
Хата за околицей

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза
Осада Ченстохова
Осада Ченстохова

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.(Кордецкий).

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза
Два света
Два света

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза

Похожие книги

1812. Всё было не так!
1812. Всё было не так!

«Нигде так не врут, как на войне…» – история Наполеонова нашествия еще раз подтвердила эту старую истину: ни одна другая трагедия не была настолько мифологизирована, приукрашена, переписана набело, как Отечественная война 1812 года. Можно ли вообще величать ее Отечественной? Было ли нападение Бонапарта «вероломным», как пыталась доказать наша пропаганда? Собирался ли он «завоевать» и «поработить» Россию – и почему его столь часто встречали как освободителя? Есть ли основания считать Бородинское сражение не то что победой, но хотя бы «ничьей» и почему в обороне на укрепленных позициях мы потеряли гораздо больше людей, чем атакующие французы, хотя, по всем законам войны, должно быть наоборот? Кто на самом деле сжег Москву и стоит ли верить рассказам о французских «грабежах», «бесчинствах» и «зверствах»? Против кого была обращена «дубина народной войны» и кому принадлежат лавры лучших партизан Европы? Правда ли, что русская армия «сломала хребет» Наполеону, и по чьей вине он вырвался из смертельного капкана на Березине, затянув войну еще на полтора долгих и кровавых года? Отвечая на самые «неудобные», запретные и скандальные вопросы, эта сенсационная книга убедительно доказывает: ВСЁ БЫЛО НЕ ТАК!

Георгий Суданов

История / Политика / Образование и наука / Военное дело
10 гениев, изменивших мир
10 гениев, изменивших мир

Эта книга посвящена людям, не только опередившим время, но и сумевшим своими достижениями в науке или общественной мысли оказать влияние на жизнь и мировоззрение целых поколений. Невозможно рассказать обо всех тех, благодаря кому радикально изменился мир (или наше представление о нем), речь пойдет о десяти гениальных ученых и философах, заставивших цивилизацию развиваться по новому, порой неожиданному пути. Их имена – Декарт, Дарвин, Маркс, Ницше, Фрейд, Циолковский, Морган, Склодовская-Кюри, Винер, Ферми. Их объединяли безграничная преданность своему делу, нестандартный взгляд на вещи, огромная трудоспособность. О том, как сложилась жизнь этих удивительных людей, как формировались их идеи, вы узнаете из книги, которую держите в руках, и наверняка согласитесь с утверждением Вольтера: «Почти никогда не делалось ничего великого в мире без участия гениев».

Александр Владимирович Фомин , Александр Фомин , Елена Алексеевна Кочемировская , Елена Кочемировская

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
10 мифов о России
10 мифов о России

Сто лет назад была на белом свете такая страна, Российская империя. Страна, о которой мы знаем очень мало, а то, что знаем, — по большей части неверно. Долгие годы подлинная история России намеренно искажалась и очернялась. Нам рассказывали мифы о «страшном третьем отделении» и «огромной неповоротливой бюрократии», о «забитом русском мужике», который каким-то образом умудрялся «кормить Европу», не отрываясь от «беспробудного русского пьянства», о «вековом русском рабстве», «русском воровстве» и «русской лени», о страшной «тюрьме народов», в которой если и было что-то хорошее, то исключительно «вопреки»...Лучшее оружие против мифов — правда. И в этой книге читатель найдет правду о великой стране своих предков — Российской империи.

Александр Азизович Музафаров

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное