Описание путешествия Голштинского посольства в Московию и Персию (c гравюрами)

Так как в течение этого дня сначала замечался слабый ветер, то мы подставили ветру все паруса. Под вечер около 10 часов мы не ждали никакой опасности и думали после невзгод прошлой бурной ночи провести время спокойно. Посол Брюггеманн, видя, что ветер треплет паруса, предположил, что курс взят неправильно, и увещевал штурмана быть повнимательнее; тот, однако, успокоил нас, говоря, что перед нами открытое море. Вследствие этого мы, идя на всех парусах, наскочили на скрытую плоскую подводную скалу и сели. Жестокий шум и треск корабля так нас поразили и испугали, что мы уже думали, что здесь закончится наше плавание, а с ним вместе и жизнь наша. Сначала мы не знали, в какой местности нам следовало предполагать себя. Было как раз время новолуния, когда из-за темной ночи нельзя было видеть впереди себя даже на расстоянии корпуса корабля. Хотя мы, вывесив фонарь и дав несколько выстрелов из мушкета, и звали на помощь, надеясь на близость суши и людей, но сначала не слышно было ничего в ответ и утешение нам. Корабль стало кренить, и тут среди больших и малых начались плач, вопли и причитания. Многие из нас, в страхе смерти, бросались на колени и навзничь, кричали и взывали к Богу о помощи и спасении. Сам шкипер плакал как дитя и был так поражен неожиданностью, что не знал, что делать. Я и друг мой Гартман Граман уговорились, если дело дойдет до кораблекрушения, заключить друг друга, по старой привязанности, в объятия и таким образом помереть; мы сели поэтому вместе и ждали гибели. Другие добрые друзья прощались между собою, а большинство делали обеты перед Богом, обещая, в случае спасения, пожертвовать, кто что мог, в пользу бедных: эти обещания и были сдержаны, и из обещанных и подаренных денег дано было потом бедной и благочестивой девушке в Ревеле приданое к свадьбе. Между прочим на судне представляло весьма жалостное зрелище, как сынок посла Крузиуса, Иоганн Филипп, девятилетний мальчик, стоя на коленях и с поднятыми к небу руками, беспрестанно громко взывал: «Ах, спаси меня, сыне Давидов!» К этому наш полевой проповедник прибавлял: «Господи! Если Ты нашей мольбы не желаешь услышать, то услышь хоть это невинное дитя!» Бог помиловал нас, и хотя из-за высоких волн наше судно не раз двигалось вперед по поверхности скалы, не раз поднималось и опять грузно опускалось и получало один толчок за другим, оно все-таки осталось цело, и мы в нем спаслись. Когда временами на нас налетал сильный шквал и одна волна за другою обрушивались на судно, всякий раз возобновлялся вопль, и мы думали, что с нами покончено.

Около 1 часу мы заметили огонь, вспыхнувший недалеко от нас; отсюда мы заключили, что мы должны быть близки к суше. Поэтому послы велели развязать и спустить на воду корабельную лодку, думая ехать на огонь и спастись сначала вдвоем со слугою своим на сушу, а там посмотреть, не найдутся ли средства доставить и нас к берегу. Шкатулки, или дорожные ящики, в которых находились княжеские верительные грамоты, равно как и другие драгоценные сокровища, едва были поставлены в лодку, и едва туда же проскочили двое из простого нашего люду, думавшие спасти жизнь свою раньше других, как волны наполнили лодку водою так, что она начала тонуть; затем она даже перевернулась и оторвалась, и промокшие до костей люди еле успели, с опасностью для жизни своей, пробраться назад на судно. И так мы принуждены были вместе всю ночь провести в опасности, страхе и надежде.

Когда к утру небо начало проясняться, стали проходить и страх и ужас этой мрачной ночи. Тут мы заметили, что сидим перед островом Эландом, а перед нами — обломки датского судна, которое за четыре недели перед тем погибло. Мы нашли на острове и мальчика, спасшегося от кораблекрушения; его мы взяли с собою в Кальмар.