Своеобразные «боплановские импульсы» — указания на значительную ценность его наследия как исторического источника — появились еще во второй половине XVIII — начале XIX вв. Это были упоминания, библио-картографические данные, иногда довольно обширные цитаты из Боплана, встречающиеся в работах немецких историков-академиков Герарда Фридриха Миллера (1705-1783) и Арона Христиана Лерберга (1770-1813). Первый четко отличал карты Боплана от карт его последователей[9]
, о чем позже забывали, второй широко использовал боплановское описание порогов[10]. Кстати, фрагменты описания порогов Днепра, помещенные в русском издании книги Лерберга 1818 г., переведенной известным переводчиком Дмитрием Языковым (1773-1845), явились фактически первым переводом значительных отрывков из Боплана на русский язык. В 1825 г. было опубликовано анонимное сокращенное изложение «Описания»[11], а вскоре после этого также полный его перевод, вышедший из-под пера Федора Устрялова (1808-1872)[12], брата известного историка Николая Устрялова (1805-1870), принимавшего, по-видимому, участие в составлении реального комментария к «Описанию» Предположение о роли Николая Устрялова в подготовке перевода к изданию подкрепляется довольно обширной статьей последнего, посвященной Боплану, напечатанной в Плюшаровской энциклопедии. В этой статье содержится единственная и довольно точная характеристика сочинения Боплана в общем контексте истории России. «Боплан писал не историю своего времени и, к сожалению, только мимоходом упоминает о некоторых происшествиях кровавой войны казаков с поляками. При всем том, его сочинение очень важно для русской истории: кроме любопытных и разнообразных известий о казаках в самую любопытную эпоху, когда вполне развилась казацкая жизнь, оно представляет нам верную картину опустошительных вторжений крымцев, столь долго терзавших южные области России, объясняет, каким образом эти варвары почти вслед за гонцами, приносившими весть о появлении их на границе, могли проникать до самой Москвы и, прежде, нежели правительство успевало собрать войско для их отражения, скрывались в степях, уводя в неволю тысячи пленных и оставляя за собой только пепел опустошений. Не менее замечательны рассказы Боплана о неустройстве Польши и своевольстве магнатов, которые издавали законы для того, чтобы их не исполнять, и возводили на трон королей для того, чтоб им не повиноваться»[13]. Перевод Ф. Устрялова, далекий от требований, предъявляемых в наше время переводчикам исторических источников, то есть лишенный документальной точности, на длительное время наложил отпечаток на историографический аспект проблемы почти до конца XIX — начала XX вв., когда увидели свет более совершенные переводы, подготовленные в Киеве Французских оригиналов в России и на Украине было немного (во второй половине XIX в один-два экземпляра находились в Петербурге и Москве, по одному экземпляру в Киеве, Одессе и Львове, судьба яготинского экземпляра неизвестна) Экземпляров издания французского текста, осуществленного не пользовавшимся доверием из-за приверженности к католицизму князем Августином Голицыным, — малотиражного библиофильского издания[14], в личных и общественных библиотеках было немногим больше. Во французские тексты почти не заглядывали, считая перевод Устрялова безупречным, и перенося из него тем самым отдельные ошибки, сохраняющиеся в литературе, по инерции, и по сей день.Импульсы, связанные с интересом к наследию Боплана и его изучением, шли также и с Запада Австрийский историк Иоганн-Христиан фон Энгель (1770-1814) в «Истории Украины и украинских казаков» определил значение «Описания» как одного из важнейших источников по истории казачества, проследил историю различных изданий Боплана и часто использовал его текст[15]
. Польская историография начала XIX в. также внесла свой вклад в изучение проблемы Писатель, историк, общественный деятель Юлиан Немцевич (1758-1841) напечатал первый польский, впрочем весьма небезупречный и небрежный с точки зрения идентичности оригиналу перевод «Описания» и уменьшенную репродукцию двух листов «специальной» карты Украины. Это обстоятельство также способствовало ознакомлению с наследием французского автора[16].Так было положено начало изучению и использованию Боплана в русской и украинской историографии.