И первых бы соболей, которые попадут в церковных станах, метили, чтоб отдать их по возвращении в церкви; а такие соболи называются у них божьими, или приходскими. Которые соболи сперва попадут в станах, рубленных во имя святых, те достаются тем промышленным, которые оных святых образа при себе имеют.
Потом приказывает он каждому чуничному передовщику смотреть за своею чуницею накрепко, чтоб промышляли правдою, ничего бы про себя не таили и тайно бы ничего не ели, также чтоб, по обычаю предков своих, во́рона, змею и кошку прямыми именами не называли, а называли б верховым, худою и запеченкой.
Промышленные сказывают, что в прежние годы на промыслах гораздо больше вещей странными именами называли, например церковь – островерхою, [старца – гологузым,] бабу – шелухою или белоголовкою, девку – простыгою, коня – долгохвостым, корову – рыкушею, овцу – тонконогою, свинью – низкоглядою, петуха – голоногим и пр.; но ныне все, кроме вышеобъявленных, слова оставили.
Они ж сказывают, что соболь – зверь умный; и ежели кто против вышеописанных приказов что сделает, то соболь дикуется, то есть, вшедши в кулему, о которой ниже упомянуто будет, портит что можно или наживу съедает, а тем они соболю не только ум, но и прозорливость причитают, будто бы соболь знал и в небытность свою, что промышленные против приказов погрешили, и будто б в отмщение их преступления так над ними ругался, не попадая в кулемы.
В сем суеверии так они тверды, что не токмо не принимают никаких здравых советов для отведения их от той глупости, но и великое оказывают неудовольствие, предлагая упорно в противность тому, что от сего, так как и от воровства, в промысле бывает порча.
А что промышленные сему подлинно верят, оное из того видно, что передовщик всякого, кто что назовет запрещенным от него именем, не меньше наказывает как и за другие преступления.
Наказания никому прежде не бывает, пока промышленные с промысла в зимовье не возвратятся; и для того приказывает главный передовщик чуничным, чтоб. возвратясь с промысла, все ему объявляли, что кто из их чуницы сделал противного его приказу. Напротив того, приказывает и промышленным, чтоб они и над самими передовщиками так же смотрели.
По принятии приказа отходят все передовщики и промышленные из зимовья по назначенным дорогам на лыжах и в вышеописанном платье. Всякий из них тянет за собою нарту, иной один, а иной с собакою.
На нарте обыкновенная кладь: спереди котел, в котором есть варят, а в нем чашка с рукояткою, в которой на промысла колобы валяют, из которой пьют и которую вместо половника употребляют; а чтоб оный котел с нарты долой не свалился, то обогнута напереди нарты тоненькая дощечка.
За котлом лежит мешок муки весом в 4 пуда, за мешком бурня с наквасою, за бурнею наживы, мяса или рыбы четверть пуда, за наживою квашня с печеными хлебами, за квашнею тул, или сайдак со стрелами, подле тула лук, а наверху постель да мешочек с мелким борошном.
Все сие увязывается сверху веревками или ремнями, которые от промышленных называются
Идучи, подпираются они
Отпустив чуницы, главный передовщик и сам из зимовья со своею чуницею поднимается. По прибытии на стан промышленные делают себе шалаш и обсыпают снегом, а передовщик отходит вперед по дороге без нарты и выбирает место, где быть другому стану, что он во все время промысла ежедневно делает.
Дорогою затесывают промышленные деревья, чтоб им по тем затесам можно было в зимовье выйти прямою дорогою.
Переночевав на стану, расходятся поутру все промышленные в разные стороны и в пристойных местах по падям и по речкам около стана ставят по два и по три
Кулема делается следующим образом: к какому-нибудь дереву пригораживаются по обе стороны спицы вышиною четверти по три аршина, а в длину тот огородец немного меньше полуаршина. Сверху покрывается оный дощечками, чтоб снег не насыпался, а внизу того огородца вместо порога кладется поперек дощечка шириною вершка в три.