Следующее, что я делаю – это звонок Дэвиду:
– Дэвид, я, кажется, убила твоего сына!
Глава 1. Аэропорт
Под моими ногами чёрный резиновый пол шлюза, соединяющего трансокеанический авиалайнер с современным аэропортом Ванкувера.
Сквозь стыки конструкции прорывается прохладный воздух, и мне даже кажется, я могу уловить в нём запах хвои, морскую соль, свежесть заснеженных горных вершин, окружающих мегаполис.
В незнакомом аэропорту сразу теряюсь, но пока меня несёт поток людей, ставших за долгие часы перелёта уже не чужими, я говорю себе, что всё идёт по плану, я не потеряюсь, не забреду «не туда», и уж точно не улечу в неизвестном направлении.
Лабиринты коридоров, досмотр документов и каменные лица офицеров вынимают из пыльных закромов памяти кадры фильма «Терминал», резвое воображение тут же рисует картины моей жизни в этом бесконечном здании, и я улыбаюсь собственной глупости.
В огромном стеклянном зале, открывающем панораму на взлётное поле и тёмные воды залива, меня останавливает внезапный шок от увиденного: лилово-розовое предзакатное небо, бесконечная водная гладь – невероятное, потрясающее, сказочно красивое зрелище!
Я не впервые в этом городе: когда-то, много лет назад, мне даже довелось в нём жить, но память не сохранила ни лиц, ни городских красот: это место прочно ассоциируется в сознании с ненавистью. Такой жгучей, что иногда мне самой становится страшно от её силы и упорства.
Дамиен…
Сын нового мужа моей матери. Мой ровесник, оторвыш, почти всю жизнь росший без матери, агрессивный психопат и полный придурок. Те дни, что я провела в ЕГО доме, ибо это был именно ЕГО дом, стали моим кошмаром наяву, забыть который я не смогу до самой старости.
Канадский офицер внимательно рассматривает моё лицо, и я считаю своим долгом скривить физиономию в припадочной улыбке.
Темнокожий серьёзный блюститель иммиграционного порядка поднимает брови и обречённо вздыхает: на фото у меня волосы зелёного цвета, а в реальности – каштановые.
А что делать? Разве я виновата, что паспортным процедурам пришлось попасть на эпоху экспериментов? Я и оранжевой была, и синей, и розовой. А бритой мне понравилось быть больше всего.
Сейчас я – как все, и это – дань не то, чтобы обществу, а, скорее, матери, которую я не уважаю, местами презираю, но всё равно бесконечно люблю.
Мой зеленоволосый паспорт получает грубый штамп и невнятную фразу:
У карусели с чемоданами долго жду свой предмет багажа и уже начинаю беспокоиться, как вдруг слышу диалог своих бывших попутчиков:
– О! Да мы прибыли на 40 минут раньше!
– Серьёзно?
– Ну конечно! Смотри, по расписанию в 19:30, а сейчас только 18:50…
– Может быть время неверное?
Ищу глазами часы с местным временем: действительно, 18:50. Вот чёрт, ещё и ждать придётся.
Мать должна забрать меня из аэропорта в восемь вечера, и главное, о чём я прошу Провидение в данную минуту – чтобы она не прихватила своего муженька.
Дэвид, на самом деле, наверное, даже неплох. Не могу сказать, что у меня есть основания и поводы за что-либо на него обижаться, ненавидеть, злиться, и так далее, просто парню не повезло – он не мог мне понравиться даже в теории, потому что слишком быстро явился на замену моему отцу.
А отца я любила.
Отец был частью меня, моей жизни, моего мировоззрения. Моей силы, моей воли, моей мудрости. Он был половиной моего мира.
«40 минут кайфа!!!» – внезапная мысль. И план уже готов: журнал со знаменитостями, уютный столик у окна с видом на всё ещё тонущий в лиловом зареве залив и самый большой стакан латте из Старбакса. С сиропом. Можно даже кленовым.
Обложки журналов вызывают во мне дебаты: новый парень Дженнифер Энистон или подробности жизни королевской четы? Может оба? Нет, мир страдает от перепотребления – нужно ограничивать свои желания.
Внезапный лёгкий толчок в плечо заставляет резко взглянуть на стоящего рядом. Это парень. Темноволосый. Сосредоточенный. В руках журнал с красным сверкающим авто на фоне петляющего горного серпантина.
«Боже! Как предсказуемо!» – мысль.
Он раскрывает журнал на странице с оглавлением и, нахмурившись, ищет нужную ему рубрику.
Губы…
Его губы – это всё, что я вижу.
Они красивы. Нет, не так: они притягательны. Даже в профиль, изгиб бледно-малиновых линий влечёт своей мужественностью и нежностью одновременно. Мой взгляд, словно намертво, приклеен к ним суперклеем, и только мозг успевает дать голове команду отвернуться и не разглядывать так явно незнакомца, как вдруг он поворачивается в мою сторону, и наши глаза встречаются.