Оплаченные фантазии

– Раиса думает только о сыне. А я, в силу своей профессии, стал лучше понимать женщин. Каждая хочет быть бриллиантом в дорогой оправе. И это правильно. А Саша – тоже драгоценный камень, но другой. И ему тоже нужна оправа. Ему необходима женщина, которая, забыв о своих амбициях, помогала бы его таланту развиваться. Вот скажи мне, Клавочка, зачем тебе это? Так ты потеряешь свое «я». А мне бы этого очень не хотелось. Я мог бы дать тебе гораздо больше, чем мой сын.

О, как страсти-то закипели! Папочка всерьез решил завоевать мое сердце.

– А если я люблю Сашу?

– Любишь? – недоверчиво переспросил хирург. – Ты в этом уверена?

– Андрей Александрович, я не хочу продолжать дальше этот разговор. Честно говоря, я думала, что мы будем говорить о вас. Вы – герой моей будущей статьи, – напомнила я, не обращая внимания на подошедшую с подносом официантку. – Расскажите, пожалуйста, о своих буднях в клинике «Приват-мед».

– Это так скучно...

– То есть пластическая операция – это дело скучное, рутинное?

– Ну зачем же так буквально? Медицина, любая ее область, не может быть скучной. Ни одна история болезни не повторяет другую. И каждый пациент – уникум, и внутренне, и внешне. А пластическая хирургия – это искусство, не побоюсь этого слова.

– То есть вы считаете себя художником или скульптором?

– Скульптором? Да, считаю, – без ложной скромности признался Андрей Александрович. – Правда, у меня всегда есть соавторы. Я очень подробно обсуждаю с пациентами объем предстоящей операции. Иногда мы подолгу не можем прийти к консенсусу. Бывают случаи, когда пациенты сами толком не представляют, в чем именно они желают измениться. Вот тогда совсем не до скуки.

– Наверное, существуют какие-то образцы, иконы стиля, если так можно выразиться, – я вспомнила альбом с фотографиями, который листала передо мной Старыгина.

– Существуют, – подтвердил Жупанов, не вдаваясь ни в какие подробности. Наверное, прерогатива подбирать клиентам черты лица принадлежала его ассистентке. Уж больно у Валентины Ивановны это ловко получается.

– Интересно, а можно сделать разрез глаз, как у Анжелины Джоли, при этом носик, как у Дженнифер Лопес, а губы, как у Джулии Робертс?

– Не думаю, что эти черты лица будут идеально соотноситься друг с другом, – с еле заметной усмешкой сказал хирург. – Клавочка, в моей работе важно чувствовать пациента...

– Скорее, пациентку?

– Можно сказать и так, ведь женщины чаще обращаются в нашу клинику. В любом случае надо учитывать каждый миллиметр строения лица, иначе гармонии не получится.

«А где, интересно, у Ольги пропорциональность черт лица, за которую ты так ратуешь?» – очень мне хотелось задать этот вопрос, но я воздержалась.

– Вот вы говорите о миллиметрах, о пропорциях. Значит, вы скорее чертежник, нежели живописец?

– Ну, как сказать, – Жупанов замялся. – В сущности, лицо любого человека асимметрично и непропорционально. Пластическая хирургия помогает исправить природные диспропорции. Уж что поделаешь, но каждый из нас подсознательно считает красивым то, что пропорционально. Вот твое лицо, Клавочка, очень близко к идеалу...

– Да что вы говорите! Разве у меня не оттопыренные уши?

– Отнюдь нет!

– А нос? По-моему, он слишком банальный, ему даже названия никакого не дашь...

– Клава, не наговаривай на себя, пожалуйста. У тебя, уж поверь мне, очень пропорциональные черты. Да-да, не смейся, я давно ни у кого не видел такого правильного расстояния от бровей до линии губ, от линии губ до подбородка... А посадка глаз, размеры скул, крыльев носа? Все это отвечает идеальным пропорциям, – говорил пластический хирург, внимательно разглядывая мое лицо. Было такое ощущение, что он мысленно смывает мой макияж. Надеюсь, до «раздевания» дело не дойдет!

– Ну хорошо, а как же индивидуальность, харизма?

– Харизму я не трогаю, хотя с некоторыми пациентками приходится повоевать, отстаивая свою точку зрения.

– А было такое, что вы не смогли найти к кому-то подход?

– Клава, я ведь работаю не один. У нас большая, дружная команда: врачи, медсестры. Все – специалисты высокой квалификации...

– А лично вы, Андрей Александрович, где получили квалификацию пластического хирурга? – спросила я, внимательно наблюдая за реакцией Жупанова.

Он нес, но не донес вилку до рта, опустил руку вниз и, глядя в тарелку, сказал:

– В столице, в Институте эстетической медицины. Клава, а вы где учились на журналистку?

– В МГУ, – не раздумывая, соврала я и, будучи не в силах бороться с проснувшимся аппетитом, начала расправляться с салатом.

– Не жалеете, что пришлось уехать из Москвы?

– Это был мой осознанный выбор, – ответила я, отправив в рот креветку. – Андрей Александрович, вы...

– Клавочка, я же просил, не надо никаких отчеств! Скажи, почему, предложив перейти на «ты», я не нашел с твоей стороны понимания? – Жупанов требовательно посмотрел мне в глаза.

Ясно, провинциальному пластическому хирургу совсем неинтересна статья в глянцевом журнале. Понимает: хвастать ему особенно нечем. А скандальная известность может только навредить. Отвечает на мои вопросы так, будто цитирует медицинский справочник.