Он снова бессильно опустился на землю. Нет, это была галлюцинация. Не могло же время вернуться вспять, не мог же он снова попасть в нацистский лагерь. И что — им снова предстояло испытать все унижения, голод и издевательства? Сейчас он откроет глаза и все это исчезнет, как мираж!.. Он открыл их, и все осталось на месте. И колючая проволока. И бараки. И теперь он даже различил на углу вышку с темной фигурой часового. Он хотел протянуть руку и потрясти Тагира, но тот уже сам с глухим стоном медленно поднял голову и сел.
— Что случилось? — тихо спросил он, наверное, различив в сером полумраке лицо Сергея. — Где Хамид? Что случилось?
— Не знаю, — так же тихо ответил Сергей, — ни где Хамид, ни где машина, ни где мы сами. Посмотри… По-моему, это колючая проволока… Может быть я ошибаюсь, но это лагерь… Это опять концлагерь!..
Сергей не ошибался. Очень скоро они узнали, что это действительно был лагерь, в который судьба их отправила второй раз через двадцать лет после того, как они вырвались из первого. В тот самый момент, когда машина Хамида проходила участок дороги, прилегающий к границе с израильской стороны, вдруг открыли по дороге огонь. Хамид, по-видимому, был убит первой же очередью, и машина, потеряв управление, на полной скорости понеслась вниз по дороге. Потом, сойдя с нее, пошла по склону горы. Благодаря своей устойчивости она перевернулась не сразу и пронеслась еще дальше, как раз до окопов израильских солдат…
Что было делать? Открываться? Сказать, кто они такие? А кем они вообще были? Что они могли о себе сказать? Но сейчас главное для них было даже не в этом. Что стало с Хамидом? Неужели из-за них погиб этот отличный парень, который бросил свои дела только для того, чтобы помочь им? Но спросить пока было не у кого. В лагере находилось человек двести арабов самого различного возраста. Здесь были не только мужчины, но и женщины с детьми и старики. Их пока никто не трогал, никто ни о чем не спрашивал. Утром охранник принес какую-то мучнистую похлебку, молча бросил им две погнутых алюминиевых чашки и так же молча ушел.
Лагерь находился в расщелине между каменистыми горами. Горы были почти совершенно пустынны. Только по дороге, охватившей крутой склон, двигались иногда машины. По ту сторону проволоки находилось несколько строений, в которых, по-видимому, жила охрана.
Время приближалось к полудню. Все находившиеся в лагере забились в тень. На них никто, как и прежде, не обращал внимания. И тут только они обнаружили, что ни одной бумаги, которые находились при них, ни одного документа, удостоверявшего личность, в карманах у них не было.
Тогда Тагир решил походить среди заключенных поискать человека, владеющего адыгейским языком. А Сергей в это время, расположившись у проволоки, стал наблюдать за строениями, в которых жила охрана, и особенно за одним, находящимся немного впереди, где стояли две машины и несколько мотоциклов. По-видимому, здесь была комендатура.
Из дверей комендатуры выходили и входили военные. Кто-то приехал на мотоцикле, потом уехали сразу двое. Привели каких-то гражданских. Потом еще нескольких. Но никого и отдаленно похожего на Хамида среди них не было.
Возможно, его и не могло быть среди них. Если тогда в машине он упал с сиденья не от толчка, а от попавшей в него пули… Там Сергей не успел этого определить. Однако ему не хотелось думать, что Хамид был убит. Это было бы слишком несправедливо. Нет, лучше предполагать, что он был только ранен. В этот момент из здания комендатуры вышли двое. Оба в коротких брюках, в гетрах и в шляпах тропического покроя. Они направились прямо ко входу в лагерь. Они вошли в него и остановились, осматриваясь вокруг. Потом один из них остался у входа, а второй вошел на территорию. Сергей не мог разглядеть его лица, наполовину оно было закрыто большими темными очками. Но зато он заметил совершенно точно, что человек этот смотрел как раз на то место, где они с Тагиром лежали ночью. Да, он не ошибался, тот смотрел именно туда, и по всему было видно: оттого, что там теперь никого не было, он ощущает не то что тревогу, но, во всяком случае, раздражение. Наконец он отошел на несколько шагов, еще раз оглянулся вокруг и теперь уже увидел Сергея. Что-то коротко сказав оставшемуся у входа, он пошел к забору. Сергей сидел на земле и молча смотрел на него. Тот остановился рядом.
— Эй, ты, встань. Ты кто такой? — Фраза эта была произнесена на довольно чистом русском языке. Но Сергей молчал.
— Что, от страха язык проглотил? А ну-ка встань, когда с тобой разговаривают. Ты русский? Говори. Молчишь? Ну, тогда пойдем. Там разговоришься. А где второй? А, вон он, — заметил он подходившего Тагира. — Ну давай пошли. Сейчас вы все выложите.
Их привели в просторную комнату со столом в углу. На столе лежали все их личные бумаги с разноцветными штампами и печатями таможенных чиновников чуть ли не всех частей света.
— Вы из Советского Союза? — спросил приведший их. — Когда прибыли в Сирию?
— Я русский, а он адыг. Из Советского Союза мы давно, почти двадцать пять лет. Это же ясно по нашим бумагам.