Оплот добродетели

Взгляд то и дело цеплялся за дверь, которая не казалась хоть сколько надежной преградой. А если рыжая просчитала все? Женщины пусть и не особо умны, но хитры.

Коварны.

Расчетливы.

И что, если она именно теперь проникнет в каюту, чтобы?..

Тойтек икнул, и кресло поспешно перевернулось на другой бок и мелко завибрировало, спеша унять икоту. Засверкал огоньками анализатор: искин явно пытался сообразить, пора применять медикаменты или еще рано.

Нет уж.

Хватит с него лекарств. А дверь заперта. И Кахрай вот-вот появится. И… и никто не станет убивать несчастного беспомощного инвалида, не способного пару слов связать.

Тойтек ухватился за эту мысль, которая показалась одновременно и логичной, и спасительной. И даже сумел отвести взгляд от двери, правда ненадолго. Вдруг показалось, что он слышит шаги за ней. Тойтек велел себе успокоиться.

Дверь надежно блокировала звуки. А значит, это просто воображение разыгралось и… и стоит заняться делом. Вот только каким? Наблюдение за Кахраем, пытавшимся найти что-то в чужой каюте, не отвлекало. А вот вопрос…

Если есть вакцина, должен быть и полигон для ее испытания. У себя на планете Рахх не рискнет. Да и на любой другой тоже не рискнет, все же чума – не самая безопасная игрушка, это и безумцы должны понимать.

Или не должны?

И вопрос в том, сколь они безумны…

Кресло перевалилось на другой бок, и голова Тойтека вяло тюкнулась о стенку. К счастью, та была в достаточной мере мягкой, чтобы тычок этот не причинил боли, но с мысли сбил.

А ведь Тойтек, кажется, почти догадался…

Эрика…

Его совершенная, идеальная Эрика слишком честолюбива, чтобы доверить проект кому-то другому. Да и те, кто стоят над ней и за ней, прислушаются, ведь Эрика знала о работе если не все, то многое. Ее знаний хватит на первый этап.

А вот второй…

Она не догадывалась, что есть второй, который, собственно, и этапом-то не был… так… небольшая попытка добиться более чистой вакцины, давшая вдруг неожиданный результат. Совершенно случайное открытие, а потому повторить его будет практически невозможно. Именно эта случайность и бесила Тойтека прежде, заставляя умалчивать о нем и в отчетах, и в рабочих бумагах, и… и получается, что теперь никто, кроме него, не знает…

Он закрыл глаза и мысленно обозвал себя идиотом.

Мэйсон получил полный расклад.

Почти.

Тойтек зарычал. У «Фармтека» будет вакцина, как и у Рахха, вот только эффективность ее не превышает тридцати шести процентов, что, конечно, хорошо, ведь летальность самой чумы – сто… Хорошо, но недостаточно. Очистка в стабилизированном поле с четкими параметрами увеличивает эффективность до тех самых идеальных девяноста девяти, которые считаются недостижимыми.

Структура вируса.

Его такое важное открытие, о котором он промолчал, не желая делить его ни с кем. Не только вещество, но и энергия… прежде всего энергия…

Цифры, цифры… Цифры Тойтека всегда завораживали.

В них была стабильность.

Спокойствие.

Равновесие и предсказуемость, которых так не хватало в его жизни. И эту любовь Тойтек пронес сквозь годы, защищаясь ею от столь лишних в работе эмоций. Но теперь цифры не спасали.

Тридцать шесть.

И девяносто девять.

Разница – шестьдесят три. Две милые красивые цифры, которые в абстрактном мире не означали ничего, а вот в реальном… шестьдесят три из ста. Шестьсот тридцать из тысячи. Шестьсот тридцать тысяч из миллиона…

Сердце болезненно закололо, и кресло издало тревожный писк. В ногу мягко вошла игла – странно, что Тойтек ощутил ее, – а следом он уснул. И во сне сквозь пелену облаков смотрел на обреченный мир, спешно пытаясь подсчитать, сколько людей, в нем обитавших, погибнут.

Цифры впервые не приносили покоя.

Лотта устала.

Как-то сразу и вдруг. Вот только что она завороженно наблюдала, как хмурый старик рисует карамелью волшебные картины, которые тотчас находят покупателей, и вот уже у нее совершенно нет ни сил, ни желания любоваться этими картинами, но хочется лишь выбраться из толпы.

Вернуться на корабль.

Или хотя бы найти тихое место, где можно просто посидеть и прийти в себя. Лотту слегка знобило. Дрожали руки, что было совершенно недопустимо, и почему-то вдруг вспомнился тот первый ее выход в свет, вспоминать о котором она совершенно не желала.

Роскошное платье из ткани жесткой и колючей.

Корсет – данью нелепым обычаям. Кружевной воротник, будто сошедший со старинного полотна, как и само это платье, чересчур помпезное и неудобное. Но попробуй скажи. Бабушка будет недовольна.

Она и без того недовольна. Несмотря на платье, пудру и корсет, Лотта слишком далека от идеального образа леди.

Лотта тихонько отступила.

Огляделась.

И двинулась к торговому центру, который показался вдруг оплотом стабильности. Там наверняка найдется тихое кафе, где она переведет дух, а заодно решит, как быть дальше.

Эрра… ушла.

Остальные пассажиры тоже будто бы растворились на просторах этого ненастоящего рынка. Теперь Лотта отчетливо чувствовала его фальшивость, всю эту нарочитую инаковость, которую продавали втридорога любителям острых впечатлений.

От этого тоже слегка мутило.

Кафе отыскалось.