Опочтарение

Он наполовину сполз, наполовину скатился со своего ложа из писем и умудрился подняться на ноги за дверью кабинета.

— Мне нужна новая одежда — сказал он — И еда. И зубная щетка. Я отправляюсь в город, мистер Помпа. Вы остаетесь здесь. Займитесь чем-нибудь. Приберитесь здесь. Сотрите граффити со стен, ладно? По крайней мере, мы можем навести в Почтамте чистоту.

— Все Что Прикажете, Мистер Губфиг.

— Отлично! — сказал Мокрист и зашагал прочь, вернее, сделал один шаг прочь, а потом охнул.

— Берегите Колено, Мистер Губфиг — сказал мистер Помпа.

— И еще кое-что! — сказал Мокрист, балансируя на одной ноге — Как вам удается выследить меня? Откуда вы знаете, где я?

— Кармическая Подпись, Мистер Губфиг — сказал голем.

— И что это значит, если конкретнее? — требовательно спросил Мокрист.

— Это Значит, Что Мне Известно Ваше Конкретное Местонахождение, Мистер Губфиг

Глиняное лицо абсолютно ничего не выражало. Мокрист сдался.

Он прохромал наружу, в то, что для этого города считалось свежим ранним утром. Ночью был легкий заморозок, как раз достаточный, чтобы придать воздуху особый привкус, который пробудил в Мокристе аппетит. Нога все еще болела, но по крайней мере ему сегодня был не нужен костыль.

И вот Мокрист фон Губвиг шел по городу. Он никогда не делал этого раньше. Это делал усопший Альберт Блестер, и Мандо Смит, и Эдвин Стрип, и полдюжины других личин, которые он брал, а потом сбрасывал, как карты. О, внутри он все равно был Мокристом (что за имечко, господи, он слышал каждую из возможных шуток) но они были снаружи, между ним и окружающим миром.

Эдвин Стрип вообще был произведением искусства. Он был недостаточно-ловким-шулером, и просто нуждался в том, чтобы его шулерство было заметно. Он был настолько явно, очевидно неумелым, когда мухлевал в Найди Даму и другие уличные игры, что люди просто-таки строились в очередь, чтобы обмануть тупого обманщика, а потом уходили прочь, улыбаясь… вплоть до того момента, пока не пытались расплатиться столь легко доставшимися им монетами.

Это был секрет искусства мошенника, и Мокрист раскрыл его: в спешке или в возбуждении, люди сами дополняли обман собственной жадностью. Они так жаждали вытянуть денежки из очевидного идиота, что их собственные глаза дополняли мелкими недостающими деталями чеканку монет, которые они так поспешно рассовывали по карманам. Все что оставалась сделать Мокристу — это дать им небольшой намек.

Но это было только для начала. Некоторые клиенты так никогда и не узнали, что положили в кошелек фальшивые монеты, потому что это действие открывало некомпетентному шулеру Стрипу, в каком кармане у них кошелек. Позже они обнаруживали, что хотя Стрип очень неумело обращается с колодой карт, это более чем компенсируется его высочайшим мастерством карманника.

Но сейчас Мокрист ощущал себя, как креветка без панциря. Как будто он голый. И тем не менее, до сих пор никто не обратил на него внимания. Небыло криков "Эй, ты!" или восклицаний "Это он!" Он был просто лицом в толпе. Что за странное новое ощущение. Он раньше никогда не был самим собой.

Он отметил это событие, купив у Гильдии Торговцев путеводитель и изучил его, сидя за чашечкой кофе и сэндвичем с беконом в уличном кафе, жирными пальцами листая страницы с перечнем баров. То что было нужно, он там не нашел, оно обнаружилось в списке парикмахерских, и он улыбнулся. Приятно, когда ты прав.

Также он нашел упоминание Булавочной Биржи Дэйва, вверх по улице Сестричек Долли, в переулке между домом продажной любви и массажным салоном. Биржа покупала и продавала булавки коллекционерам.

Мокрист прикончил свой кофе с таким выражением на лице, по которому человек, хорошо его знающий мог бы определить, что он обдумывает какой-то план, да вот только количество "хорошо знающих" равнялось нулю. В конечном счете, все дело в людях. Если он собирался задержаться здесь на какое-то время, то нужно обеспечить себе комфортные условия.

Он совершил прогулку к лавке, украшенной самодельным плакатом "Дом Акуфилии!!! {34}".