Опочтарение

- Нервный дурак, а это полезно. Он продажный трус и обжора. Однажды я видел его за обедом, поглощающего pot au feu[51] с белыми бобами, и это такое зрелище, скажу вам, Барабантт, которое нелегко забыть. Соус был повсюду. Кстати, розовые рубашки, которые он носит, стоят не меньше ста долларов каждая. Все что он делает – это забирает чужие деньги безопасным, скрытным и не очень умным способом. Отправьте… да, клерка Бриана.

- Бриана, сэр? – переспросил Барабантт – Вы уверены? Он прекрасно управляется со всякими механизмами, но на улице пользы от него никакой. Его заметят.

- Да, Барабантт. Я знаю. Я хочу, чтобы мистер Слеппень стал еще немного более нервозным.

- А, понимаю, сэр.

Ветинари снова отвернулся к окну.

- Скажите мне, Барабантт, - спросил он – вы тоже считаете, что я тиран?

- Разумеется нет, милорд – ответил Барабантт, прибираясь на столе.

- В этом-то и проблема, не так ли? Кто осмелиться сказать тирану, что он тиран?

- Да, проблема непростая – согласился Барабантт, аккуратно складывая папки в стопочку.

- В своих "Размышлениях", которые, как я всегда считал, с трудом поддаются переводу, Пышон [52] говорит, что вмешательство с целью предотвратить убийство является ограничением свободы убийцы, а свобода, однако, универсальна, дана всем от природы и без условий – сказал Ветинари – Вы наверное можете припомнить его знаменитое изречение: "Пока хоть один человек не свободен, до тех пор я маленький пирожок с курятиной", которое до сих пор вызывает немало споров. Таким образом, мы можем рассмотреть, например, изъятие бутылки у человека, убивающего себя выпивкой, как акт благотворительный, и более того, достойный всяческой похвалы, но свобода при этом все равно нарушается. Мистер Позолот явно изучал Пышона, но, опасаюсь, не понял его. Возможно, свобода и является естественным состоянием человечества, но сидеть на дереве и пожирать свой еще дергающийся обед – не менее естественное состояние. С другой стороны, Фрайдеггер[53] в своих "Modal Contextities" провозглашает, что свобода ограничена, искусственна и, следовательно, иллюзорна, в лучшем случае это просто массовая галлюцинация. Ни один смертный в здравом уме не является истинно свободным, ибо истинная свобода столь ужасна, что только безумец или пророк может взглянуть ей в лицо. Она ошеломляет душу, приводя человека в состояние, которое Фрайдеггер описывает как Vonallesvolkommenunverstandlichdasdaskeit. А вы к чьей точке зрения склоняетесь, Барабантт?

- Я всегда полагал, милорд, что если этот мир и нуждается в чем-нибудь, так это в картотечных ящиках попрочнее. – ответил Барабантт после короткой паузы.

- Хммм – сказал Ветинари – Интересно, об этом стоит подумать.

Он замолчал. Один из херувимчиков на барельефе над камином начал поворачиваться, издавая тихий скрипящий звук. Ветинари бросил взгляд на Барабантта и приподнял бровь.

- Я должен перемолвиться словом с клерком Брианом сейчас же, милорд – сказал Барабантт.

- Хорошо. Скажи ему, что пришло время почаще бывать на свежем воздухе.

Глава 4. Знак

Черные Клерки и мертвые Почтмейстеры

Оборотень в Страже – Удивительная булавка – Мистер Губвиг читает буквы, которых нет – Парикмахер Мартин удивлен – Мистер Паркер покупает безделушки – Природа Социально Приемлемой Лжи – Принцесса в Башне – Человек не умер, пока его имя помнят

- Ну Же, Мистер Липфиг, Что Хорошего В Насилии? – грохотал мистер Помпа. Он покачивался на своих огромных ногах, стараясь удержать отчаянно вырывавшегося Мокриста.

Грош и Стэнли жались друг к другу в дальнем конце раздевалки.

Одно из натуральных лекарств мистера Гроша выплескивалось из кипящего горшка на пол, оставляя на нем красные пятна.

- Это были несчастные случаи, мистер Губвиг! Несчастные случаи! – лепетал Грош – после того как погиб четвертый, тут повсюду была Стража! Они сказали, это были несчастные случаи!

- О, да! – кричал Мокрист – Четверо за пять недель, э? Обычное дело, готов поспорить! О боги, я готов, я спекся! Я уже мертв, да? Просто пока еще не валяюсь на полу! Ветинари? О, это человек, который знает, как сэкономить на веревке! Я уничтожен!

- Вам полегчает после чашки чая с висмутом и серой, сэр – дрожащим голосом проговорил Грош – У меня уже и чайник вскипел…

- Чашки чая недостаточно! – Мокрист взял себя в руки, или, по крайней мере, удачно изобразил, будто взял себя в руки, и глубоко, театрально вздохнул – Окей, окей, мистер Помпа, теперь можете отпустить меня.

Голем разомкнул захват. Мокрист выпрямился.

- Итак, мистер Грош? – спросил он.