Опоенные смертью

- Я сама ему должна сказать. Только он мне дверь не откроет. Он телефонную трубку не поднимает, в такие дни, когда боль начинается. Он никому не открывает дверь!! Я не знаю - как, каким способом заставить его открыть дверь. Я заходила к нему перед встречей с тобой, я стучала... у него нет звонка, просила постучать соседа. Я пыталась обмануть его и, сделав вид, что уехала на лифте, вернулась по лестнице... Бесполезно.

- А он там?

- Да. Он очень аккуратный... И если бы не был там, не звучала бы музыка. Там тихо музыка звучала. "Сванс". Такую не крутят по радио... Я не знаю, как к нему проникнуть, - опустила она голову и тут же резко подняла, - А ты можешь вскрыть замок?!

- Могу.

- Пошли.

- Да ты что! А если он ещё жив! Он заявит в милицию!

- Вот как ты! Человек умирает, а ты милиции трусишь?! Да все эти службы вообще вне его! Они для него не существуют. Это же мне надо проникнуть! Мне! А ты... "все сделаю!.." и тут же струсил!

- Аля-я! Алечка! Да я...

Они шагали по ночной Москве широкими шагами. Преодолев Поварскую, свернули на улицу Неждановой.

Только смотри, предупреждала на ходу Алина, будь поосторожней. Он человек особенный. Сначала постучи, тихо, будто сосед. И... ничего не говори, когда откроет, я сразу подойду сама, а ты - в сторону, а то... он же качок.

- Да видел я этих качков.

- Да... не забудь, он все же не простой, ты... это... пары свои поугась. Он же книги всякие по мистике читает, и вообще он бритоголовый!

- Да видел я этих кришнаитов! Экстрасенсов!..

Две бутылки водки, окромя вина, выпил Карагоз, а словно не в одном глазу. Он был уверен в себе и четок в движениях. Он на все был готов ради этой расстрельной женщины.

ГЛАВА 25.

Карагоз с Алиной на лифте поднялись на предпоследний этаж кооперативного дома союза художников.

- Что делать дальше, говори, - спросил её Карагоз, когда они на цыпочках поднялись к окну между этажами.

Она знаками показала ему: "тише" и, в ожидании, когда шум от лифта, забудется в сознании Алеши... если он ещё жив... и все-таки он жив, затаив дыхание, чувствовала она, и достав косметичку начала приводить себя в порядок.

Настал момент, и они поднялись на последний этаж, ступили в туннель длинного коридора, по стенам которого располагались двери живописных студий, подкрались к его черной деревянной двери. Карагоз тихо постучал. Ответа не последовало. За дверью было слышно, как высокогорно распевают свои мантры тибетские монахи. Приглушенные удары в бубны и барабаны... Значит, включен магнитофон. Значит - он там. Алина вдруг, словно воочию, увидела, как он, лежа на черном диване, тихо сдавшись смерти, отходит в мир иной под буддистские заклинания. О нет! Что за покорность судьбе! А как же аристократы духа?! Великое противостояние духа! А рыцари медленно спускающиеся с холмов на восходе солнца?! И солнце так палит за их спинами, что видны лишь черные силуэты на конях, продвигающиеся параллельно к единой цели... И никто не касается друг друга!.. Нет! Так просто сдаться смерти все одно, что погрязнуть в безразличном хаосе! Давай! - махнула Алина рукой и Карагоз, прощупав подушечками пальцев замок, вынул из кармана отмычку.

Не успел вскрыть дверь, как дверь распахнулась и Карагоз, онемев от увиденного им человека, рухнул на колени. Все помешалось в его уме.

На фоне каких-то фантастических конструкций, странно мерцающих в полутьме и голубых лучах направленного света, на фоне пения тяжелых голосов, перед ним стоял начисто лишенный волос, даже безбровый человек-нечеловек в длинном серебристом халате с черной повязкой на носу.

- А-а! Клянусь мамой! Мамой клянусь! - завопил Карагоз, рухнул на колени и гулко стукнулся лбом о пол.

- Что Вам надо?! - Горловым басом выдавил из себя чуть было сам не онемевший от удивления Алексей, и на шаг отступил назад.

- Твоя жизнь в опасности, гуру! - обезумевший Карагоз вновь ударил лбом об пол и прополз несколько сантиметров вперед, Алексей опять отступил.

- Клянусь мамой, мамой клянусь! Гуру, гуру! Твоя жизнь в опасности.

Алина, внутренне готовая ко всему, такого и представить себе не могла, "ой, ай, что ж это с ним?!" - единственное, что приходило ей на ум в процессе взятия мистического бастиона. А Карагоз все бился об пол и бился, Алексей отступал, Карагоз снова продвигался вперед. И когда уж не было видно ей подошв его ботинок, Алина подтянулась, сосредоточилась и вошла в оставшуюся распахнутой дверь. Прогуливающейся походкой, словно не видя никого, обошла Карагоза клянущегося мамой, Алексея, пытающегося показать бицепсы сквозь рукава халата, и утверждающего, что его жизнь в его руках, обогнула по серебряной дорожке скелет оркестра, состоявший из подставок под барабаны и прочего, уселась на диван. И тут, словно туман сошел с её глаз, и чувство реальности вернулось к ней. Алина в голос захохотала.

И хохот её с подвываниями был похож на кошмарный сон о Лысой горе.

Алексей окончательно растерялся.