Опоенные смертью

- А я вижу!

- Но в чем она?!

- А в том!.. - Алина почувствовала себя, словно все видящий, все понимающий ребенок, не способный преодолеть косность взрослого. - А в том... - повторила она уже тихо. - Как она умерла?

- К сожалению, такие женщины, обычно умирают в нищете... Глубокой старухой. Недавно.

- Вот видишь! Ни один, из влюблявшихся в неё не спас её от такого конца. Ненавижу! Ненавижу всю эту вашу водевильную влюбленность! Слава богу, что я умру молодой.

- Ты не умрешь! - твердо ответил Кирилл. - Ты будешь жить. И даже старухой ты будешь любима. Ты будешь жить...

- Но в чей скульптуре?! В чьих произведениях?! - едко кольнула Алина.

- В моих. Я буду творить твою жизнь.

- Жизнь для тебя праздник... А я... устала от праздника... я задыхаюсь... я не хочу.

- Я лучше знаю, чего ты хочешь. Поехали смотреть покой, о котором ты и не мечтала.

И они поехали. И они носились по прибрежным городам. В глазах рябило от разнообразной одномастности пейзажей. Антиб: музей Пикассо музей Пейне, Морской музей... музей башни.. Гольф-Жуан: мачты яхт, стела Наполеона... Био: - снова черепичные крыши, лабиринты узких улочек, неожиданный размах шикарных вилл, продажа керамических изделий у дороги с огромными горшками, словно рассчитанными на секвойи, и парковой скульптурой - миниатюрные музеи... Сен-Тропез...

"Любимая" обращался он к ней, "милый, дорогой, любимый", отзывалась она. И не было в произношении этих слов ни слащавости, ни пошлой вычурности. Искренность, порой не исключавшая дружеской насмешки.

- Сфотографируй меня у могилы Марка Шагала, любимая.

- Давай-давай милый надуйся пофилософичней.

- Замри, любимая! Снимаю. О! Какая кротость! Само смирение, милосердие и святость! А далее лукавство, кокетливость, поверхностность, развр...

- Заткнись, до-ро-гой!

- И даже гнев, любимая. Но что ж плохого, если в тебе есть все?.. Даже слишком много.

- Ах, так, любимый!..

- Здесь нет трамваев - зря надуваешь нижнюю губу, никто не переедет.

Он обнимал её за плечи, она прижималась к нему пристраивая на плечо почти ангельскую головку, с убранным буйством кудрей в тугой пучок, но тут же что-то снова привлекало её внимание, профиль устремлялся вперед, как нос корабля озаглавленного Никой, волосы нетерпеливо выбивались локонами внутренних ветров.

Он удерживал её поцелуем. В такой момент она целовалась порывисто, нежно, особенно волнующе, и это напоминало ему детское ощущение, когда держишь в ладонях птенца, и трепетный страх - сжать посильней, что б не бился, выпустить ли, но жалко...

И снова они мчались по горам: Средневековые развалины в Баржемон.

- Я часто слышала, что территория наших зон для заключенных в три Франции. Наивный апломб - они не знают, что южная Франция, как книжка раскладушка - раз в пять больше, мы едем больше двух часов и не одного населенного пункта... Такого у нас, да ещё при скоростном шоссе, не бывает!.. - взахлеб говорила она.

- Любимая моя, все нет тебе покоя - аналитик!

- Но я не могу не думать! Смотри, какие крыши! Но почему, у нас никогда не задумывались о вечности того, что строили?

- А наши церкви? Кремли?

- А собственное жилище...

- Знаю я, как это называется, - вдруг пробасил Серж, он несколько лет только и занимался тем, что возил туристов из России. Они были разными: и монголоидно-узкоглазыми, и горбоносыми, то есть внешне явно всевозможных национальностей, но все их называли не просто русскими, а новыми русскими. Так, словно возникли они из неоткуда, и никаких корней на самом деле не имеют. Странные это были люди. От других европейцев отличались одним полным отсутствием порядка, как казалось Сержу, в их головах гуляли степные ветры. Те самые ветры, о которых рассказывал ему дед, донской казак. Иной, без этих ветров, России он себе не представлял. Чем живут эти люди, как думают, - для него оставалось загадкой. Впрочем, скидывал он это на свое природное тугодумство. Но не трудно было ему заметить - что ни люди, - то словно из сумасшедшего дома. Вот последний раз возил он по достопримечательностям лазурного берега двух дюжих парней, а зачем возил не понял. Устроившись на заднем сиденье, взятого напрокат лимузина они пили, играли в карты, дремали. Выбегали из машины лишь за новой бутылкой и сигаретами, новой колодой карт, но в казино Монте-Карло идти побоялись. Так и жили в салоне его автомобиля все дни напролет, ночуя лишь в гостинице. Там они занимались, видимо, тем же, вряд ли спали всю ночь, потому как спали порциями по два часа через три. И когда он останавливался, заслышав дружный храп - один обязательно просыпался и, приказав "гони, гони", засыпал снова. В последний свой день во Франции, по дороге в аэропорт очнулись, оглянулись: "Чего, Франция кончилась?" - спросили так, словно проспали сеанс в кинотеатре. А предыдущие!.. Веселые были ребята. От них-то он и научился этим новым русским фразам:

- ...знаю, как это называется, - вставил свое слово Серж в обойму Алининых восторгов, - Крышесноситель.

Кирилл и Алина переглянулись, и Алина надолго замолчала после такого комментария.

- Пора подумать о делах. - Вздохнул Кирилл.

ГЛАВА 3.