Опоенные смертью

Она вернулась через полчаса, он уже ждал, когда ему доупакуют пять костюмов плюс два смокинга, и два просто пиджака вольного стиля. Он сосредоточенно следил за процессом, боясь, что помнут.

- Я выбрала себе шляпку, пойдем, покажу, - как ни в чем ни бывало, позвала она его, не желая портить ему настроение своим мнением по поводу его алчности.

- Сейчас, сейчас.

- Пойдем!

- Куда?

- Посмотришь, какая шляпка.

- Какая ещё шляпка?!

- Настоящая. Французская. В силе ретро. С огромными полями!

- Что?! Куда ты в ней пойдешь?

- Там только бант зеленый мешает, но если его отпороть...

- Слушай, оставь меня в покое. Ты же видишь - я слежу за упаковкой.

- Знаешь что, я это видела сто раз в Москве. Скоро тебе придется снять отдельную квартиру для своих костюмов!

- Но мои костюмы помогают мне делать деньги!

- А я должна выглядеть, как последняя хиппушка?!

- Ты в любой одежде выглядишь отлично.

- Ты ещё скажи, что тебе больше нравится, когда я вообще голая.

- Естественно.

- Ах, так! Я сейчас же раздеваюсь! - она уже потянулась к пуговицам своего костюма, но он повис у неё на руке:

- Подожди, подожди! Дай мне сначала сопроводить их к машине, а потом...

Он лишь заметил, как слезы мелькнули в глазах Алины, она резко развернулась и, вышла из магазина.

"Это конец, - подумал он устало, но без сожаления, - Ну её к черту. Пусть живет, как хочет. Что я с ней ношусь?.."

Он вышел на улицу, проследил, как уложили его покупки, и попросил Сержа медленно попетлять по окрестным улицам. Они очень скоро увидели её, одиноко сидящую на скамейке, на площади Массены. Алина курила, глядя в землю. Он покачал головой, поняв, - едва оставшись одна, без денег, тут уже сориентировалась, стрельнув сигарету у какого-то студента. И он не смог ей не дать, хотя и не здесь так просить не принято.

- Ну что мне делать с ней?! - тихо взвыл Кирилл.

- Женщин надо выгуливать перед сном. - Ответил Серж.

- Ничего иного не остается. Пойду выгуляю. Ты пока отвези эти костюмы к себе. Мы переночуем в гостинице "Сплендит", а завтра...

Она стояла на балконе и смотрела вниз. В центре двора гостиницы, умощенного плиткой, напоминающей о панцире черепахи, возвышалась лепная ваза похожая сверху на медальон. Зима не мешала цвести цветам бархатисто красным цветом.

Он неслышно подошел к ней со спины и накинул ей на плечи свой пиджак.

- Это цвет моего сердца, - указала она на клумбу. - Пошлое вроде бы сравнение, но так одиноко... словно цветам, которых заставляют цвести в январе.

- Давай посидим где-нибудь на берегу, попьем сухого вина. Я закажу тебе Шато ле Пьер Нуар. Ты же любишь это вино из перезрелого винограда.

- Не хочу.

- Я закажу самого лучшего года. Ты же сама сравнивала его с льющимся золотым бархатом. Помнишь, как ты назвала его бархатистой сладостью?

- Ты все помнишь. Я не устаю поражаться твоей памяти.

- Тогда пошли. Я отпустил Сержа, прогуляемся пешком.

Из окон ресторана было видно море... безмятежное море. Море вечности.

Со стороны они казались влюбленными, или молодоженами в свадебном путешествии, трудно было поверить, что уже пять лет эти воркующие голубки бьются смертным боем друг от друга, а все не могут ни установить стабильный покой в своей семье, ни расстаться. Впрочем, голуби - символизирующие и влюбленность и мир, самые кровожадные из известных человечеству птиц - они убивают представителей своего вида, садясь сверху и, выщипывая сопернику перышки на голове, - но об этом знают лишь узкие специалисты в орнитологии.

Они пили вино, она что-то рассказывала о своих ощущениях от моря, неба, гор, вкуса вина... сладких желе, фруктов... И он смотрел на мир через призму её ощущений и мир становился объемней, ярче, наполненный музыкой её голоса, он целовал её руку, она тихо смеялась.

Вовсе не от вина у неё кружилась голова, а от его нежного взгляда. Мир легкий, эфемерный вокруг, настолько, что казалось легко можно пройти сквозь его миражные здания, приобретал тепло, питал её пьянящим соком любви. И казалось ей, что она способна прожить с ним вечность, чувствуя себя единственной любящей и любимой, маленькой и защищенной его разумностью, его практичностью, рационализмом. Но главное - любовью. И любовь их может быть невероятно большой, без границ, вмещая в себя все, весь мир, и море, и этот закат, и зеленый луч, который вот-вот блеснет и она поймает его в свои зрачки, потому что рядом есть он, его любовь, без которой нет ни её, ни его самого.

- Ну а зонтик, с "Монако - Монте-Карло" написанными такими маленькими, маленькими буквами, ты мне прости. Да и шляпка... согласись, ты была не права. Костюмы мне действительно нужны...

- О нет! Шляпка была отличная. С неё только бант сорвать... Я такую модель видела только в кино!

- Но мы же не в кино!

- Еще бы! Такого не бывает ни в одном кино! Потому что не объяснимо! Жадностью это оправдать нельзя. Она стоит меньше твоих костюмов. Да и вообще, не нам с тобою говорить о деньгах. Что это? Безумное крохоборство? Вредность?! Это... это... просто сказочный сволочизм! Ну что, что стоило тебе купить мне такую мелочь!