Опоенные смертью

— … сшила я себе платье за одну ночь. И полетела за ним в Минск. Вычислила, где у них там мастерская. Иду я в своем неповторимом ярко-оранжевом платье из марлевки, — оно у меня получилось, как у индианок… — увлеченная рассказом Ирэн краем глаза заметила, что подруга вышла из кухни, но продолжила, не поднимаясь, лишь усилив голос, — Только ещё более фантастическое. Представляешь — раннее утро. Я думаю, что он ещё спит, думаю — открыта мастерская, или заперта. Мечтаю залезть к нему в окно… Ты представляешь, до какого маразма я дошла! Уже начала в своих грезах выбирать — в постель к нему забраться или сидеть где-нибудь в углу недвижно, как изваяние. Прохожу я под аркой к ним во двор… — Алина вошла на кухню поставила бутылочку со свинцовой примочкой в аптечку и застыла перед лекарствами в раздумье. Ирэн смогла продолжить не надрываясь:

— … и вдруг вижу — он идет ко мне навстречу. Я в шоке. Часов шесть утра. Идет с Борисом, скульптором. Подошел поближе и говорит: "Ты чего это притащилась?" И так грубо, буднично, как будто живу я в соседней подворотне. Даже не удивился, представляешь. Даже не спросил, как я догадалась, что он в Минск поехал, даже не спросил — откуда адрес взяла. "Езжай, — говорит, — назад. Некогда мне" — и пошел, куда шел. А я стою, как дура, в платье, вся любовью переполнена… Кошмар!..

— Алина! Подайте мне соку, — раздалось из комнаты.

— Она уже ходит, а ты ей все прислуживаешь. Ну и здорова свекровь — на чужом горбу ездить, — среагировала Ирэн на прервавший её рассказ голос Любовь Леопольдовны и, поправив свои льняные, стриженные под каре волосы, пахнув при этом ужасающей смесью дезодоранта и пота, заерзала на стуле, уже готовая опять лететь в какой-нибудь туманный Минск.

— А что я должна сделать? Выкинуть её на улицу? — сосредоточенно думая, что делать с племянником, машинально ответила Алина.

— А твоя бабушка тоже так себя вела, когда помирала?

— Она совсем другая была. Она Институт Благородных девиц окончила. Да лет десять потом за это по лагерям промучилась.

— Говорят, что эти девицы были самыми крепкими из заключенных. Не ломались…

"…Не ломались… а я… А я, вот-вот возьму — и сломаюсь, и заплачу. Неужели, моя бабушка никогда, никогда не плакала? — думала Алина, перерывая аптечку в поисках перекиси и прочего — не было ничего. — Сколько ж мужества надо иметь, чтобы прожить такую жизнь. Неужели только ради того, чтобы родить да воспитать детей? А когда они вырастут?.." — она подошла к Дане, лежащему на их супружеской постели и прислушалась. Ей показалось, что он не спит, но и не бодрствует в тоже время, а прибывает в забытьи. Она осторожно ладонью убрала волосы с его разбитого лба. Он медленно открыл отекшие глаза. Такие же синие глаза, как и у Кирилла.

— Тебя не тошнит? — спросила она.

— Мне плохо. Я хочу спать и не сплю. Все кружится во мне.

— За что тебя так?

— А нас троих пытались поставить на колени. Мишаня убежал. Олег встал. А мне противно стало. Ни за что, думаю, не встану. Тогда меня ударили ногой в живот.

— Господи. Когда это ты успел со всеми перезнакомиться? И ты не дал сдачи? — воскликнула Алина, ещё ничего не понимая.

— Нет, тетя Аля. Я не сопротивлялся. Их много было, человек десять. Если бы я врезал тому, который бил, они бы все сразу накинулись на меня. У них бы только больше злости было.

— И как они били?

— Как могли. Когда свалился — добивали ногами. А Олег стоял на коленях и причитал.

— Ты скоро там? — окликнула её из кухни подруга, но Алина не ответила. Сухими от горя глазами она разглядывала избитого ребенка. Когда он пришел, отеки ещё не были так заметны. Теперь же — было страшно прикоснуться к его голове.

— Ты и дошла, даже с лучшей подругой поговорить не можешь, — обиженно крикнула Ирэн из коридора. — Я пошла, — добавила она перед тем, как хлопнуть дверью.

— Аля! А конфеты будут? — кричала Любовь Леопольдовна.

— Я вызову "Скорую", малыш. Потерпи.

— Не надо. Я попробую заснуть. А завтра будет полегче.

— Аля. Почему не несете конфеты. Я уже давно отобедала!

Когда приехала крепкая молодая спортивного стиля женщина — врач, Любовь Леопольдовна пробиралась по коридору в туалет, тайно нацелясь на телефон. Раздался звонок в дверь, и Алина выбежала из комнаты, распахнула входную дверь и… Любовь Леопольдовна увидела женщину в белом халате.

Все смешалось в атеистической голове Любви Леопольдовны. И пала она на колени перед проведением.

— Милочка моя! Милочка! Да не оставьте в беде позаброшенную, позабытую, вам не зря донесли, что нуждаюсь я.

— Я не ошиблась адресом? Сюда вызывали? — спросила врач у Алины, недоуменно поглядывая на страждущую помощи.

— Сюда! Сюда! — закивала Любовь Леопольдовна, отползая на коленях, Если б в бога верила, я бы ангелом вас назвала. Осмотрите меня, и тогда я вам часы мужа покажу, именные, сам Громыко подарил.

— Но у меня вызов к мальчику. Травма головы.

— К какому ещё мальчику?! — нытье Леопольдовны резко сменилось высокомерным тоном. — Вы ко мне. Я — больная!

— Любовь Леопольдовна, у Дани травма. Его зверски избили.