Опоенные смертью

"Бабой Маней" разбойники при погонах называли вытрезвитель.

Там обошлись с вконец обессиленным клиентом весьма милосердно.

Соседствующий народ тоже попался тихий. К этому часу почти все дремали по койкам, и лишь один доходяга читал стихи Есенина, а его единственный слушатель, явно пожизненный уголовник, весь в татуировках, смотрел на него, пуская слезу, и время от времени бился в дверь:

— Братки! Меня-то, ладно, но Максимыча — выпустите.

— Ничего-ничего, пусть Максимыч поспит, — отвечал из-за двери спокойный голос.

"Пусть Максимыч поспит". — Словно колыбельный рефрен гипнотически укачал сознание Кирилла.

С утра ему выдали его изрядно помятую одежду, и он пришел в себя.

— У меня изъято восемь тысяч долларов, — спокойно, уже уверенный в себе, заявил он дежурному вытрезвителя.

— Ошибаешься, — лукаво покачал головой усатый, — почти Чапай, — у тебя было сто двадцать. Я поделил по справедливости: мне сто за невыяснение происхождения твоих ксив и прочих данных, а тебе за глаза двадцати на опохмелку хватит. Прав?

— Меня как-то не волнуют завалявшиеся сто. Но восемь тысяч!..

— Н-да, восемь тысяч — это серьезно. Сейчас посмотрим, кто тебя сдал.

Команда приехала тут же. Не прошло и получаса.

— Та-ак, кто, говоришь, у тебя деньги брал?! — вышел вперед тот, что покруче Рембо.

— Нет-нет, я к вам претензий не имею, — увидев в трезвом состоянии исполнителей его смертельного ужаса, тут же отказался от своего заявления Кирилл. Жить хотелось невероятно. А если будет жить и восемь и восемьдесят тысяч ещё заработает и не раз.

В одиннадцать утра он вышел из вытрезвителя. Вдохнул свежего воздуха, пощурился на солнце, огляделся, пытаясь сориентироваться не только во времени, но и в пространстве; машинально пошарил по карманам пальто и вынул бумажку салатового цвета. Это был странный счет за номером 3221 кафе с не менее странным названием: ПК "Миф"

Счет для масштабов Кирилла так же был мифологическим — в нем перечислялось: порция пельменей — 1. Ценою в двенадцать рублей, 150 гр. водки "Крестал" — 17рублей 70 копеек

Кристалл обозначался именно так — через "Е" и с одним "Л", и именно за такую цену. Далее соус — один — 0-50

"Докатился!" — мелькнуло в его голове, и он понял, что помнил все, но только не кафе "Миф". Это кафе совершенно озадачило его и отвлекло от более серьезный переживаний.

Изнеможенным сыном он вернулся домой к собственной маме. Но в меню мифического кафе "Миф", видимо входила долгоиграющая программа. Ни упреков умирающей, ни выразительного молчания с грохотом кастрюль на кухне… Квартира была пуста. Поняв это, Кирилл упал на колени в коридоре. Картина смерти матери застыла в его мозгу. Слов не было. Он громко стукнулся лбом об пол и замер. Сил не было. Мыслей тоже.

Шорох ключа, повернувшегося в замке, вывел его из оцепенения, Кирилл приподнялся, но тут же упал на диван в холле. Дверь раскрылась. На пороге стояла Любовь Леопольдовна. Не спрашивая его о том, где и как он провел эту ночь, не причитая, что волновалась и не спала, она легким движением руки скинула пуховый оренбургский платок и, покрутив головой перед видящим все словно в тумане сыном, спросила:

— Ну как?

Кирилл заметил, что в его собственной маме что-то изменилось: то ли помолодела, то ли просто — она ему снилась.

— Ты где была? — еле выговорил он.

— Где-где? Сынок, неужели ты не видишь, что в парикмахерской?..

ГЛАВА 17

Алина прошла мимо парикмахерской, даже не замедлив в задумчивости шага, и вошла в знакомое с юности кафе. Как всегда за столиками полудремали, полукадрились, вели полоумные, ни к чему не ведущие беседы. Алина присела за стол, занятый старыми знакомыми, с легким коктейлем и, медленно потягивая его через трубочку, даже не пытаясь принять участия в разговоре, смотрела на все творящееся перед ней. Ей казалось, что она смотрит в аквариум, отделенная от его жизни толстенным стеклом. Гул голосов доходил до неё подводной мелодией, но смысла слов она не различала. Да и не нужен был ей этот смысл. Собственные слова не рождались в ней. Пустота заполняла её. Но… пустота не заменяет покоя. Она укачивает настолько, что доводит душу до состояния морской болезни.