Гарибальди был одним из немногих, кто в свое время понял и оценил великое значение героической Парижской коммуны. Он горячо сочувствовал Парижской коммуне и поддерживал ее. Еще до провозглашения Коммуны руководящие деятели Национальной гвардии обратились к Гарибальди с просьбой возглавить революционные силы Парижа, и, не дожидаясь от него ответа, третье общее собрание делегатов батальонов 15 марта заочно избрало Гарибальди главнокомандующим Национальной гвардией. Когда мадзинисты после падения Парижской коммуны осуждали ее решительные действия, Гарибальди написал Петрони, редактору мадзиниевской газеты «Рома дель пополо», резкое письмо: «Кто дал Вам право бросать грязью в павших?.. Вы предаете Париж анафеме, но за что? За то, что он разрушил домик Тьера? За то, что опрокинул Вандомскую колонну?» Гарибальди решительно стал на защиту Парижской коммуны и ее героев, которые, по выражению Маркса, «штурмовали небо», он сумел оценить подвиги масс, несмотря на их поражения.
Гарибальди понял также значение I Интернационала как международной организации рабочего класса, хотя он не вполне ясно представлял себе его цели. Он написал письма многим политическим деятелям, конгрессам мадзинистов, стремясь склонить их на сторону Интернационала. Свой взгляд на Интернационал Гарибальди высказал одной фразой: «Интернационал — солнце будущего». Эти слова он неоднократно повторял. Он видел в Интернационале организацию, способную добиться освобождения трудящихся.
2 июня 1882 года телеграф разнес по всему миру печальную весть — умер Гарибальди. Вся Италия облеклась в траур: итальянский народ потерял лучшего из своих сынов. На остров Капрера со всей Италии съехались представители демократии и различных рабочих организаций. Приехали делегации и из-за границы. В день похорон во многих городах Италии состоялись демонстрации, в которых участвовали десятки тысяч человек. Рабочие шли с красными знаменами, портретами Гарибальди и пели «Гарибальдийский гимн».
Итальянский народ любил и любит Гарибальди потому, что он был выразителем желаний и чаяний широких масс народа и беззаветно боролся за их осуществление. Об авторитете Гарибальди, о его неразрывной связи с народом очень ярко и взволнованно сказал в одном из своих выступлений выдающийся французский писатель Виктор Гюго: «Кто такой Гарибальди? Человек, не более, — но человек во всем великом значении этого слова. Человек, борющийся за свободу; человек, воплощающий в себе все человечество. „Vir“, — сказал бы его соотечественник Вергилий. Есть у него армия? Нет. Всего лишь кучка добровольцев. Военное снаряжение? Почти никакого. Порох? Несколько бочонков. Пушки? Те, которые он отбил у неприятеля. Так в чем же его сила? Почему он побеждает? Что ему помогает? Душа народа. Он мчится, несется вихрем, его продвижение — огненный полет, горсточка его соратников приводит в оцепенение целые полки, его убогое оружие обладает чудодейственной силой, пули его карабинов сильнее пушечных ядер врага; с ним — Революция».
Демократические убеждения Гарибальди, его ничем не запятнанная героическая борьба за дело народа приближали его к пролетариату. Гарибальди был свидетелем борьбы между социальными классами, но думал, что при «разумной» организации государства ее можно изжить еще в классовом обществе. На общественные воззрения Гарибальди оказали влияние идеи утопического социализма; избавление общества от зол он представлял путем имущественного уравнения всех граждан. Причем осуществить это уравнение должно будет «честное и разумное правительство будущей республики». Однако ясной социальной программы у Гарибальди не было. Но, несмотря на все свои колебания, революционный демократ в Гарибальди всегда брал верх.
Маркс и Энгельс поддерживали связи с Гарибальди, посылали ему на Капреру свои издания. Они подвергали критике его политические ошибки, но давали высокую оценку его деятельности. В письме к своему другу Теодору Куно Энгельс писал, что выступление Гарибальди в защиту принципов Интернационала «представляет для нас громадную ценность». Известно, что у Маркса на квартире бывал сын Гарибальди, которому Маркс передавал материалы для отца. В 1871 году, как бы подводя итоги деятельности Гарибальди, Энгельс писал, что в «моменты всех больших кризисов» он проявлял «правильный инстинкт».