Оползень

Саскинд щелкнул пальцами, и сестра, стоящая рядом с ними, вышла из палаты. Она вернулась почти сразу же с большим зеркалом, которое положила на столик стеклом вниз. Затем она снова вышла и закрыла за собой дверь. Я посмотрел на зеркало, но не пошевелился.

— Ну, давай, — сказал Саскинд.

Я медленно взял зеркало и повернул его к себе.

— Боже мой! — вырвалось у меня. Я быстро закрыл глаза, к горлу подкатывала тошнота. Через некоторое время я вновь посмотрел в зеркало. Передо мной было чудовищно отвратительное лицо, розовое, пересеченное в разных направлениях белыми швами. Ребенок, если бы попытался вылепить из воска человеческое лицо, что-нибудь подобное мог бы изобразить. В нем не чувствовалось ни характера, ни осмысленности, — ничего, что должно было бы соответствовать моему возрасту, просто ничего.

Мэтьюз сказал тихо:

— Теперь ты понимаешь, почему у тебя отдельная палата?

Я вдруг начал смеяться.

— Это же смешно, чертовски смешно, оказывается, я потерял не только себя, но и свое лицо.

Саскинд положил руку мне на плечо:

— Лицо — это просто лицо. Человек его не выбирает, оно ему дано, и все. Послушай-ка, что тебе скажет доктор Мэтьюз.

Мэтьюз заговорил:

— Я не специалист в пластических операциях. — Он указал на зеркало. — Ты сам все видишь. Когда тебя доставили сюда, не могло быть и речи о каких-то тонкостях. Ты бы просто умер, если бы мы занялись всякими изысканными штуками. Но сейчас ты в достаточно хорошей форме, чтобы сделать следующий шаг, если хочешь, конечно.

— А именно?

— Еще одна операция. Хирург — один толковый человек в Монреале. Лучший специалист своего дела в Канаде, а может быть, и во всем Западном полушарии. Ты имеешь шанс получить новое лицо и заодно — новые руки.

— Еще операция! Ну нет, я уже сыт этим по горло.

— У тебя есть несколько дней на размышления, — сказал Мэтьюз.

Саскинд обратился к нему:

— Мэт, оставь это дело мне. Я поговорю с ним, ладно?

— Ладно, — сказал Мэтьюз. — Давай действуй, а я пошел. Пока, Боб.

Он вышел из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь. Саскинд прикурил, бросил пачку на стол и стал меня уговаривать:

— Я, приятель, на твоем месте согласился бы. С таким лицом, как у тебя, на публике не покажешься, разумеется, если ты не собираешься блистать в фильмах ужасов.

— Хорошо, — сказал я сквозь зубы. Я ведь понимал, что на это все равно придется пойти. — Но меня ют что интересует: кто за все это платит? Кто оплачивает эту палату, кто будет платить лучшему хирургу в Канаде?

Саскинд щелкнул языком.

— А вот это загадка. Но кто-то страшно любит тебя, это точно. Каждый месяц доктор Мэтьюз получает конверт с тысячей долларов сотенными бумажками и вот с этим.

Он порылся в карманах, выудил какую-то карточку и передал ее мне. Я внимательно ее осмотрел. На ней ничего не было, кроме одной машинописной строчки: «На благо Роберта Бойда Гранта».

Я недоверчиво посмотрел на Саскинда.

— Уж не вы ли этим занимаетесь?

— Боже милостивый! Хотел бы я посмотреть на госпитального психиатра, который в состоянии отвалить тебе двенадцать тысяч долларов. Я не в состоянии дать тебе даже двенадцати тысяч центов. — Он ухмыльнулся. — Но за комплимент спасибо.

Я ткнул пальцем в карточку.

— Может, это и есть ключ к моему прошлому?

— Нет, — сказал Саскинд как-то тускло. Он выглядел удрученным. — Ты, наверное, заметил, что я избегал говорить с тобой о твоем прошлом. Хотя я ведь обещал тебе навести справки.

— Да, и я все собирался спросить вас об этом.

— Ну, кое-что я разузнал. Но у меня нет уверенности даже не в том, что тебе сказать, а в том, надо ли мне об этом говорить вообще. Знаешь, Боб, люди, как правило, имеют превратное представление о моей профессии. Они полагают, что в таком случае, как твой, мое дело — вернуть пациенту память, и все дела. Я смотрю на это иначе. Я как тот врач, который говаривал, что его задача помочь гению постепенно пребывать в состоянии нервного расстройства. Я не стремлюсь делать людей нормальными, я хочу сделать их счастливыми. И то, что эти два понятия не равны, — симптом серьезной болезни мира, в котором мы живем.

— Ну, а я тут при чем?

Саскинд произнес серьезным тоном:

— Мой совет тебе — оставь все как есть. Не копайся в прошлом. Живи новой жизнью и забудь все, что случилось с тобой до того, как ты попал сюда. Я не буду помогать тебе восстанавливать память.

Я уставился на него:

— Саскинд, неужели вы думаете, что после таких слов я оставлю вас в покое?

— А что?

— Ну, будь вы на моем месте, вы что — успокоились бы?

— Да нет, наверное, — сказал он и вздохнул. — В общем-то, я отдавал дань профессиональной этике, но, видно, этого разговора не избежать. Ладно, держись. Я буду краток, а ты слушай и не перебивай меня.

Он опять глубоко вздохнул.