Оползень

Ящики получились тяжелыми, но Курце и Пьеро напрягались изо всех сил, поднимая их вертикально в машины и аккуратно укладывая.

Мы с Уокером опять воспользовались тросом, чтобы вытащить ящики из туннеля через узкий для двоих проход. Франческа приготовила несколько фляжек кофе и гору сандвичей; мы ели и пили, не прерывая работы. Она определенно верила, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок.

Наконец и с этим было покончено.

— А теперь, — сказал я, — надо убрать из туннеля все, что мы принесли с собой. Надо уничтожить малейшие следы нашего пребывания здесь, не должно остаться ни одной мелочи, которая могла бы выдать нас.

Мы вернулись в туннель и подобрали одеяла, подушки, инструменты, фонари, фляжки, даже погнутые гвозди и клочки обивки разодранных диванных подушек. Все снесли в грузовики, а я задержался, чтобы еще раз все осмотреть. Подобрал забытый кусок доски и направился к выходу.

Тут-то это и случилось.

Курце, должно быть, торопился, когда укреплял свод в конце входа — он ведь уже видел золото и ни о чем другом думать не мог. Когда я повернулся, чтобы выйти, злополучный кусок доски задел стенку входа и сдвинул камень. Послышался угрожающий треск, я бросился бежать, но… поздно.

От сильного удара в плечо я рухнул на колени, успел услышать нарастающий грохот камнепада и, по-видимому, потерял сознание.

Придя в себя, как сквозь вату я различил голос:

— Халлоран, как вы? Халлоран!

Что-то нежное прикоснулось к моей щеке, потом что-то холодное и мокрое. Я застонал и открыл глаза, но ничего не увидел. В затылке пульсировала боль, и ее волны застилали глаза. Должно быть, я опять потерял сознание. Но когда в следующий раз открыл глаза, изображение стало четким. Голос Курце сказал:

— Можешь двигать ногами, парень? Можешь ногами двигать?

Я попытался. Оказалось, что с ногами все в порядке, и я попытался встать. И не смог! Какая-то тяжесть на спине не пускала меня.

— Не волнуйся, парень, мы вытащим тебя отсюда, это точно!

Видимо, он ушел, и я услышал голос Франчески:

— Халлоран, вы должны лежать тихо и не двигаться. Вы слышите меня?

— Слышу, — пробормотал я. — Что случилось? — Мне было трудно говорить, потому что правая сторона лица оказалась прижатой к чему-то грубому и твердому.

— Вас придавило грудой камней, — сказала она. — Ногами двигать можете?

— Да, могу.

Франческа отошла, слышно было, как она разговаривает с кем-то. Разум возвращался ко мне, и я понял, что лежу ничком, на спине — огромная тяжесть, а голова повернута так, что правая щека упирается в камень. Правая рука вытянута вдоль тела, и я не могу ею шевельнуть. Левая рука чуть приподнята и в таком положении плотно зажата.

Вернулась Франческа и сказала:

— Теперь будьте внимательны. Курце говорит, что, если ноги свободны, значит, вас завалило только посредине. Он собирается освободить вас, но на это уйдет много времени, и вы не должны двигаться. Поняли?

— Понял.

— Как вы? Где-нибудь болит? — Голос ее был тихим и нежным.

— Тела не чувствую, — ответил я. — А главное, давит на спину.

— Я принесла бренди. Хотите глотнуть?

Я попытался покачать головой, но понял, что это невозможно.

— Нет, пусть Курце начинает разбирать завал.

Она ушла, вернулся Курце.

— Парень, — сказал он, — ты попал в трудное положение, да. Но не волнуйся. Мне уже приходилось заниматься таким делом. Все, что требуется от тебя, — лежать и не двигаться.

Вскоре я услышал скрежет камней — на лицо посыпалась пыль. Время тянулось медленно. Курце работал осторожно, не торопясь снимал камень за камнем, предварительно проверяя каждый. Иногда ему приходилось отходить, и я слышал тихий разговор, но он быстро возвращался и трудился с тихим упорством.

Наконец Курце сказал:

— Теперь уже недолго.

Неожиданно он начал убирать камни энергичней, и тяжесть на спине уменьшилась. Ощущение было прекрасным. Курце предупредил:

— Сейчас я вытащу тебя. Будет немного больно.

— Тащи!

Он ухватил меня за левую руку и дернул изо всех сил. Я сдвинулся с места, а через две минуты уже лежал под открытым небом и смотрел на бледнеющие звезды. Я хотел встать, но Франческа велела лежать и не двигаться. Светало, и уже можно было разглядеть ее лицо, склонившееся надо мной. Брови ее были нахмурены, когда она мягко прошлась руками по моему телу, проверяя, нет ли переломов.

— Можете перевернуться? — спросила она.

С болью я перевернулся на живот и услышал, что она рвет на мне рубашку. Затем я услышал, как она присвистнула.

— У вас сильно поранена спина.

Я и сам чувствовал, что сильно. Ее руки, мягкие и нежные, осторожно двигались по моей спине.

— Ни одного перелома, — с радостным изумлением заключила Франческа.

Я криво усмехнулся. По моим ощущениям, спина была перебита и кто-то развел на ней костер, но ее известие, что ни одна моя кость не пострадала, радовало. Она что-то рвала и перевязывала мои раны. Когда она закончила, я сел.

Курце держал доску размерами шесть на шесть.

— Тебе чертовски повезло, парень. Эта штука лежала поперек спины и держала весь груз камней, свалившихся на тебя.

— Спасибо, Кобус, — сказал я.

От смущения он покраснел и отвернулся, пробормотав: