Оползень

— На вас даже как-то ссылались, — продолжал он. — Скажу прямо: мне понравилось то, что я узнал о вас. Нынешняя авантюра не в счет. Я не верю в ее успех… Но, если вам будет сопутствовать успех, поверьте, вы получите заколдованное золото — в ваших руках оно обернется жухлыми листьями. Приятно знать, что на своем профессиональном поприще вы преуспеваете.

Он подоткнул вокруг ног одеяло.

— Теперь вам надо идти — Франческа ждет. Мне нечего подарить вам, кроме добрых пожеланий, но они всегда и везде будут с вами.

Я пожал его протянутую руку и неожиданно для себя сказал:

— Почему бы вам тоже не уехать из Италии вместе с нами?

Он улыбнулся и покачал головой.

— Нет, я стар, а старики не любят перемен. Теперь мне уже не покинуть свою родину, но благодарен вам за это предложение. Прощайте, Хал, думаю вы сможете сделать мою дочь счастливой.

Я попрощался и вышел. Больше я никогда не видел Графа.

2

Просто невероятно, но наступил день, когда киль был отлит. Мы столпились вокруг формы и не верили своим глазам. Неужели весь наш пот и труд воплотился в этой застывшей массе тусклого желтого металла размером в восемь кубических футов?!

— Ну вот, — сказал я. — Через два дня спустим «Санфорд» на воду.

Курце взглянул на часы:

— Мы можем сделать сегодня еще что-нибудь. Нельзя расхолаживаться, киль закончен, но впереди еще масса дел.

Итак, работа продолжалась. Уокер начал разбирать печи, а Курце и Пьеро под моим руководством готовили «Санфорд» к замене свинцового киля. В ту ночь мы были счастливы.

Франческа доложила, что на потенциальном военном фронте — без перемен: Меткаф на борту фэамайла, Торлони в гостинице, наблюдение за верфью ведется в том же составе — в общем, все нормально, насколько это возможно в столь ненормальной ситуации.

Беда придет, если ей суждено прийти, когда мы спустим «Санфорд» на воду. При первых же признаках нашего отъезда противник будет вынужден действовать. Я никак не мог понять, почему они до сих пор на нас не напали.

Следующий день принес сплошные радости. Мы работали, как всегда, напряженно, а когда закончили, «Санфорд» стала самой дорогой в мире яхтой. Килевые болты, отлитые Курце вместе с золотым килем, легко вошли в новые отверстия кильсона, которые Гарри сделал давным-давно в Кейптауне, и, как только мы убрали тали, «Санфорд» удобно и надежно обосновалась на золоте.

— Не понимаю, почему ты не использовал старые отверстия? — спросил Курце.

— Другое распределение тяжести, — объяснил я. — Золото в два раза легче свинца, и такой киль должен иметь другой профиль. Мне пришлось поколдовать с центром тяжести. Конечно, с балластом, сдвинутым к центру, яхта будет испытывать бортовую качку, как шлюпка, но с этим уж ничего не поделаешь.

Я любовался «Санфорд»: теперь яхта стоила около двух миллионов фунтов — самая дорогая в истории пятнадцатитоннажная яхта. Я испытал за нее прилив гордости — немногие конструкторы могут похвалиться такой изобретательностью!

За ужином мы сидели притихшие и расслабленные. Я сказал Франческе:

— Сегодня ночью лучше бы вывезти отсюда драгоценности, возможно, это последний удобный момент перед «фейерверком».

Она улыбнулась:

— Это сделать нетрудно. Пьеро залил их в бетонные кирпичи — перенимаем у вас опыт камуфляжа. Они сложены около нового ангара, который строит Пальмерини.

Я рассмеялся:

— Нужно взглянуть на них.

— Пошли, — предложила Франческа, — я покажу тебе.

Мы вышли в ночную темноту, и она направила луч фонаря на рассыпанную груду кирпичей около нового ангара.

— Вот они, драгоценные кирпичики, вымазанные известкой.

— Неплохо, — оценил я, — совсем неплохо.

Она прильнула ко мне, и я нежно обнял ее. Нечасто нам выпадала такая возможность, из-за отсутствия времени мы были лишены многих радостей, которыми обычно наполнена жизнь нормальных влюбленных. Через секунду она тихо спросила:

— А когда ты вернешься?

— Как только продам золото, — ответил я. — Первым же рейсом из Танжера.

— Я буду ждать, — сказала она. — Только не здесь, а в Милане с отцом.

Она назвала мне адрес, который я запомнил.

— Тебе не жаль будет покидать Италию?

— Нет. С тобой — нет.

— Я предложил твоему отцу поехать с нами, но он отказался.

— Конечно, ему ведь за семьдесят. Он не переживет этого.

— Я тоже так думал, но все-таки решил попробовать.

Мы еще долго болтали в темноте о всяких пустяках, столь милых сердцам влюбленных. Потом Франческа пожаловалась на усталость и пошла спать. А я остался выкурить сигарету, мне было так хорошо. Я видел, как ее силуэт таял в темноте, на секунду возник прямоугольник света дверного проема, и вот она уже скользнула внутрь.

Из темноты послышался шепот:

— Халлоран!

Я вздрогнул.

— Кто здесь? — Я стал шарить вокруг лучом фонаря.

— Убери свой чертов фонарь. Это я, Меткаф.

Я выключил фонарь и шагнул в сторону, чтобы ухватить один из бетонных кирпичей. Я не разобрал, меченый он или нет; если меченый, то Меткафу достанется по башке драгоценным кирпичом. Темный силуэт приблизился.

— Я уж думал, ты никогда не кончишь любезничать со своей подружкой, — сказал Меткаф.

— Что тебе нужно и как ты сюда попал?

Меткаф посмеивался.