Опомнись, Филомена!

Стронцо Чезаре! Ладно, никто не обвинит синьорину Саламандер-Арденте в неблагодарности. Он получит свою Голубку. Синьорина Раффаэле, может быть, не столь непорочна, как пытается показать, но абсолютно точно не будет обнажать грудь и заставлять тишайшего играть в карты на свою лживую персону. Знаешь, Филомена, как бы поступила Паола, окажись она на твоем месте? А никак! Она бы на нем не оказалась.

Раздраженно фыркнув, я с такой силой принялась растираться мочалкой, что кожа горела, как от ожога. Глупая, глупая саламандра. Ты опозорилась. Даже любвеобильный Чезаре теперь не захочет тебя, даже он.

Погодите, а тогда отчего этот оскорбленный синьор велел мне разделить с ним постель? Мало ли во дворце свободных комнат? А потому, дражайшая догаресса, что, узрев хозяйку поутру в чужой спальне, слуги примутся болтать. А тишайший не любит сплетен.

Тяжко вздыхая, я ополоснулась и, выбравшись из ванны, натянула ночную сорочку. Вполне вероятно, что супруг мой, во избежание неприятных ему соприкосновений, положил в постель один из рыцарских мечей, что украшают стены коридора. Или велел остаться рыженькой Ангеле? Ох, только бы девушке не попало за обман.

Пробежав босиком через спальню, я раздернула полог. Меча там не было, постель вообще пустовала. Странно. Я взяла ночник, чтоб рассмотреть смятые простыни. Чикко зевнула и плотнее обняла фитилек. На кровати явно спали, то есть лежали, вмятина на моей подушке, соседняя чуть сдвинута. Я наклонилась пониже. На белом шелке обнаружился женский волос, не рыжий, а насыщенно-синий. Кракен меня раздери!

Рука задрожала, и крошка-мадженте, не удержавшись, скатилась с ночника.

– Чезаре похитили, – негромко сообщила я. – Судя по тому, что по дворцу не топочут сапоги ночных стражей, похищение прошло удачно.

Чикко подпрыгнула, извиваясь в странном танце.

– Поднять тревогу? – размышляла я вслух. – Нет, преступник может запаниковать и причинить дожу вред. Что делать? Я даже не знаю, куда именно его повели. Будь у меня вампирский нос сиятельного Мадичи, можно было бы взять след. Призвать князя? Боюсь, его визит вызовет еще больший переполох. Ладно, у кого еще, кроме вампиров, хороший нюх? У акул? Они преследуют жертву многие мили на запах капельки крови.

Саламандра запрыгнула мне на руку и стала бить хвостом, как приветливая собачонка.

– Что, милая?

Хвостик указал на дверь.

– Ты хочешь, чтоб я вышла?

Хвостик хлестнул мою ладонь и вернулся в прежнее положение. В одну руку я взяла ночник, другую, с мадженте, вытянула перед собой и вышла из спальни. Направо, коридор, еще один, еще. Мы уткнулись в глухую стену. Тайный ход. Чикко юркнула вниз, взбежала по резной колонне и замерла у золоченого завитка. Нажать? Да. Часть стены отъехала в сторону, открывая спускающиеся ступени.

Ночник, не рассчитанный на дворцовые сквозняки, потух. Я оставила его на полу в коридоре. Мадженте мягко светилась, дорогу я разбирала. Босые ноги шлепали по камню, саламандра пыхтела, хвостик ее указывал вперед и вниз. О том, что буду делать, когда найду дожа, я не думала. По обстоятельствам. Синие волосы – явная улика. Чезаре в плену кукол. Носатых деревянных болванчиков я сожгу, фарфоровую красотку пусть нейтрализует Чезаре. Ну, разумеется, если нимфа его еще не убила. Если убила, я надену траур месяца на два. Черный мне к лицу и все такое.

Наверное, меня трясло от холода, а вовсе не от ужаса. То есть мне хотелось, чтоб это было именно так. Почему я не позвала на помощь? Почему?!

Мы проходили мимо одинаковых дубовых дверей с запертыми окошками на них, мимо пустых камер, отделенных от коридора густыми решетками, мимо полукруглых углублений, в которых стояли жаровни и лежали всяческие пыточные приспособления. Это явно была тюрьма.

Хвостик Чикко изогнулся, указывая на приоткрытую дверь, и саламандра, исполнив миссию, вернулась к моей мочке. Входить я не торопилась, потянула за кованую ручку окошка, приоткрыв его.

– Какая чушь, – донеслось до меня. – Во-первых, тишайший, я бездетен, а во-вторых, не ем насекомых.

Голос принадлежал кукольнику, а слова звучали несколько невнятно, словно маэстро говорил с набитым ртом.

– Папенька Джузеппе!

В женском контральто сквозил ужас.

– Видите, девушка настаивает.

В камере трое: кукольник, его синеволосый гомункул и тишайший Муэрто. Не факт, деревянные куклы говорить не могли и их присутствие я смогла бы определить лишь по топоту. Кстати, он немедленно раздался. Этот гадкий козлиный перестук дерева о камень. Две группы болванчиков двигались ко мне по коридору с обеих сторон, отсекая возможность побега.

Быстро толкнув дверь, я втиснулась в камеру. Разумеется, внутренних запоров в тюрьме не полагалось, поэтому пробормотав что-то невнятное, я бросилась к супругу, сидящему на нарах и удивленно на меня воззрившемуся, схватила его за руку и присела рядом, будто на троне.

– Нынче у меня день визитов, – хихикнул кукольник, сидящий на противоположных нарах, и, резко хлопнув ладонью по доске, потащил в рот что-то насекомоподобное.

«Таракана!» – присмотревшись, решила я, больше решив не присматриваться.