Опоздавшие к лету

– И то правда, – согласились саперы.

Интересно, из чего делают этот ром? Петер отхлебнул еще, потом стал жевать «Салют наций». Шнапс – я точно знаю – из извести. А это? Опилки или брюква. Да, или опилки, или брюква, больше не из чего…

– Где вы такой чай берете? – заинтересованно спросил Шанур.

– Э-э! – махнул рукой один из саперов – громадный мужик с рубцом во всю щеку. – Такие дела только раз удаются!

Все опять засмеялись.

– А хороший табак черти флотские курят, – сказал другой сапер. – Поутюжат соленую водичку, побаламутят, потом покурят, потом опять поутюжат. Чем не жисть?

– Нет, ребята, – сказал Петер. – Так тонуть, как они тонут, – нет уж, я лучше курить брошу.

– Видел? – спросили его.

– Сам тонул, – сказал Петер. – Холодно, мокро, страшно, мазут кругом, – слава богу, подобрали.

– У нас тоже: как минные поля снимать, такого натерпишься, потом неделю ложку до рта донести не можешь, все расплескивается…

– Да, медом нигде не намазано…

– Медом-то да, медом нигде…

– По штабам хорошо.

– По штабам-то точно хорошо…

Кому на войне хорошо, а кому не очень – это самая благодарная тема; эта и еще – что начальство само не знает, чего хочет. Вырыли, допустим, капонир. Вырыли. Ага. Подходит. Вырыли, значит? Молодцы, хорошо вырыли. Теперь по-быстрому все это обратно заровняйте, а капониры во-он там стройте… Да и вообще, этот мост – затея, конечно, грандиозная, что и говорить, но какая-то уж очень канительная…

– Нас-то будете снимать? – спросили Петера.

– Само собой, – сказал Петер. – Кого же еще, как не вас?

– А говорят, артистов пришлют.

– Да бросьте вы, какие артисты?

– Да вот, говорят, мол, артистов… Лолита Борхен, говорят, тоже будет.

– Документальное же кино, хроника, – сказал Петер, чувствуя мимолетный холодок где-то в области души, ибо сценарий – сценарий-то уже пишется. – Не должно, – добавил он менее уверенно.

– А этот… черный – он кто? – спросили опять.

– Не знаю толком, – сказал Петер. – По должности – советник министра пропаганды.

– Так ведь мы не про должность…

– Не про должность еще не знаю, – сказал Петер.

– Вот и мы тоже опасаемся…

А потом как-то неожиданно и беспричинно развеселились. Армант принялся рассказывать анекдоты, и вышло, что был он великим анекдотчиком, не достижимым ни по репертуару, ни по артистизму. Разошлись далеко за полночь, вполне довольные собой, обществом и времяпрепровождением.

– Всё, ребята, – сказал Петер в блиндаже. – Завтра подъем до восхода, поэтому спать сразу и крепко.

– Слушаюсь, господин майор! – ответил Шанур по-уставному, и Армант не выдержал, захихикал.

Эти два обормота засопели сразу, а Петер долго еще ворочался – одолевали мысли, сомнения, планы, хотя и знал он совершенно точно, что грош цена любым его планам в означенных обстоятельствах. Потом он уснул и сразу же проснулся, но было уже утро – то есть начинало светать.

Ополоснувшись из ведра, Петер растолкал молодежь и погнал их на видовку. Надо было снять метров двести видовки – пейзажи при низком солнце. На младших Петер не слишком рассчитывал, потому накрутил эти двести метров сам. Солнце встает, Плоскогорье освещено, а в каньоне мрак, глубокий и непроницаемый; с высоты снял стапель, там копошатся люди, маленькие такие мураши; а на самом верху Петер нашел кое-что не менее интересное: бурили скважины в скале, в них на растворе загоняли двутавры, а потом к этим двутаврам приваривали мощные лебедки и наматывали на барабаны тросы, интересные очень тросы, Петер таких еще не видел: блестящие, ни пятнышка ржавчины, ни торчащей проволочки, хотя сами проволочки тонкие, едва ли не с волос толщиной; редуктор, электромотор, и кабель тянется вон в тот блиндаж, из которого выходит инженер Юнгман… Итак, инженер Юнгман в рабочей обстановке, в лучах восходящего солнца… есть.

– Уже работаете? – сказал Юнгман. – Хорошо.

– Когда же начнется? – спросил Петер.

– Через… – Юнгман посмотрел на часы. – Через пятьдесят минут. Пойдемте.

– Инженер, – сказал Петер, – объясните мне суть дела. Я же должен знать, на что обращать внимание.

– А вам не объясняли?

– Только политический аспект.