Вторая киногруппа прибыла не завтра утром, как ожидали, а сегодня вечером. Над Плоскогорьем стояла сплошная облачность, лили дожди, самолеты не летали, ездить стало можно в любое время суток. Петер смотрел, как они выгружаются: два десятка человек, пять машин, в том числе автокран для съемок сверху, стационарные камеры, прожектора, десятки контейнеров и ящиков – короче, народ серьезный. Господин Мархель отвел в сторонку режиссера и что-то ему втолковывал. Среди этих двадцати было несколько девочек, и Баттен уже крутился среди них. Баттен никогда не упускал ни малейшего шанса.
Шанур тронул Петера за рукав, кивнул головой в сторону:
– Поговорим?
Они пошли рядом.
– Саперы просили меня тебя привести, – сказал Шанур. – Познакомиться. Пойдешь?
– Просили? – усмехнулся Петер. – Ну, раз просили, то пойду. Ты мне вот что скажи: ты Арманта давно знаешь?
– Давно, – сказал Шанур. – Вместе жили, вместе служили, вместе в офицерскую школу попали, вместе – на курсы операторов, вместе – сюда. А что?
– Что он представляет из себя?
– А ты еще не понял?
– Да как сказать…
– Без лести предан.
– То есть? – не понял Петер.
– Это девиз был какого-то государственного деятеля – «Без лести предан». Вот и Ив – без лести предан. Понятно?
– Понятно. А если он узнает, что ты делаешь, как поступит?
– Не знаю. Думал над этим, не знаю. Не могу представить себе, что донесет, выдаст, и не могу представить, что смолчит. Не знаю.
– Но ты же бываешь с ним откровенен?
– Откровенен – не то слово. И потом, я бываю с ним открыт только мыслями, а это он допускает… инакомыслие он допускает… Думать можешь, что хочешь, это твое личное дело, а вот поступки твои должны быть лишь на благо Императора. Диалектик Ив…
– А почему ты разоткровенничался со мной?
– А почему вы считаете, что я с вами откровенен?
Петер усмехнулся, но промолчал.
– Впрочем, да, – сказал Шанур. – На один расстрел как минимум я уже наболтал. Тайник – это… да… Но опять же: а может быть, никакого тайника нет, а я проверяю вас по поручению господина Мархеля? Проходит этот вариант?
– Проходит, – сказал Петер.
– Вот видите. Мы примерно в одинаковом положении – в одинаковом и одинаково безвыходном. Нет никаких гарантий, что ты разговариваешь не с агентом контрразведки. Нельзя доверять даже интуиции, нельзя доверять своим впечатлениям – они ведь выманивают на себя твои симпатии. Но снимать под бомбами ни один контрразведчик не стал бы – у них другая профессия. А вы снимали – да еще то, что заведомо не войдет в фильм. И я понял, что могу вам доверять. Правда ведь могу?
Петер опять промолчал.
– Могу, – сказал Шанур. – Только не бойтесь, я не намерен втягивать вас в свои дела, – («Уже втянул», – подумал Петер), – я просто хочу познакомить вас с народом…