Она предполагала явиться индианкой из племени апачей, но теперь решила поискать образ завлекательнее. Может, Клеопатра? В бабушкином сундуке что-нибудь этакое найдется.
И вот через неделю в заурядной гостиной, с помощью шелковых обоев и подвесных лампионов превращенной в роскошный бальный зал, красногубая Клеопатра в расшитом стеклярусом платье, тюрбане и золоченой полумаске, придавшей ей смелости, известила Дракулу, что во имя христианского милосердия намерена посвятить 1909 год трудам по улучшению жизни несчастных обитателей Нью-Йорка.
11
Брайди
Бэттери-плейс, Нью-Йорк
Осень, 1908
К счастью, созревание телесного плода совпало с наступлением холодов, которые в здешних краях пришли раньше, чем дома. Брайди укутывалась во всё теплое, свое и Тома. Ей было плевать, что выглядит она кулемой. Чтобы сохранить работу, требовалось скрыть свое деликатное состояние, заявлявшее о себе отнюдь не деликатно.
Срок приближался к шести месяцам. Об этом знала только Мэри. От других соседок по спальне Брайди таилась. Слава богу, просторная ночная сорочка служила надежным прикрытием, когда среди ночи Брайди соскакивала с кровати, разбуженная ощущением, что чья-то лапа сдавила мочевой пузырь.
Мэри уступила ей свое место номер «4» на краю кровати, и теперь не надо было перелезать через спящих товарок.
– Чаем обпиваюсь, – соврала Брайди в ответ на недовольство Милдред – мол, каждую ночь ее будит скрип половиц.
После этого Брайди приметила скрипучие половицы и старалась на них не наступать. Пока что никто ничего не заподозрил, но она с тревогой думала, что рано или поздно всё станет ясно даже девственницам. Завязки ее фартука уже едва сходились.
Мэри помогала ей в попытках избавиться от ребенка. Скинувшись, они накупили снадобий от женских затруднений, которые на рынке Перл-стрит продавал лоточник, соседствовавший с торговцем рыбой. Одна за другой в ход пошли травы, рекомендованные брошюрами, – мята блошиная, корень петрушки, имбирь, ромашка. Ничто не сработало, и Брайди сочла это божьим знаком, что их с Томом дитя должно появиться на свет. Но Мэри, уже взявшая разгон, приготовила отвар из живицы, которая, по слухам, почти всегда помогала.
Однако Брайди оттолкнула дымящуюся кружку, которую подруга тайком принесла в их убежище – чулан под лестницей, что вела на крышу. Хватило одного только запаха зловонного питья, чтобы она опрометью выскочила на залитую гудроном кровлю, где ее тотчас вырвало. Отерев платком рот, Брайди выпрямилась и, облокотившись на кирпичный парапет, посмотрела на раскинувшийся внизу город, где суждено родиться ее ребенку.
Да, ее ждет масса тягот, о многих из них она даже не догадывается. Но зато ее ребенок будет американцем, имеющим право на всё, что предлагает Новый Свет.
Брайди помолилась Богоматери, прося у нее сил. И пусть Господь будет милостив к ней и ее ребенку.
Однажды утром миссис Бойл, вознеся благодарственную молитву, подошла к Брайди и сказала, что ее хочет видеть Старшая сестра. У Брайди перехватило горло, она едва не подавилась хлебом с маслом.
Старшую сестру, настоятельницу миссии, Брайди видела только издали – силуэтом в конце коридора или темным контуром в ряду голов на передней скамье, загораживающих священника.
Она безропотно сложила салфетку и встала, но миссис Бойл ее удержала, взяв за плечо.
– Не сейчас, дорогуша. Перед ужином.
Весь день у Брайди сводило живот, что стало добавкой к уже привычному в нем шевелению.
– Может, она попросит помочь в украшении миссии ко Дню Царицы Розария, – обнадежила Мэри, когда на фабрике они дожидались лифта. Брайди уже не могла подниматься пешком. Последний раз, одолевая девять лестничных пролетов, она цеплялась за перила и боль пронзала ее, точно стрелы. Мэри тоже перестала пользоваться лестницей, за что Брайди была признательна.
Миссия готовилась отметить праздник Пресвятой Девы Марии Розария, но тон миссис Бойл ясно дал понять, что вызов к Старшей сестре продиктован вовсе не этим.
Громкий скрип возвестил о прибытии лифта. Мистер Зито вверх-вниз маневрировал клетью, подгоняя ее в уровень с полом, дабы пассажиркам не пришлось запрыгивать в лифт. Брайди и Мэри прервали разговор и прошли вглубь кабины, стараясь быть подальше от лифтера, который уселся на винтовой табурет и, пыхая сигарой, стал пялиться на их выпуклости, заставив девушек сложить руки на груди. К теме Старшей сестры они не возвращались ни в обеденный перерыв, когда, отойдя к окну, съели кубики сахара, завернутые в носовые платки, ни по дороге домой в омнибусе, так набитом, что им, как обычно, пришлось вдвоем втиснуться на одно сиденье.