Опознание невозможно

— Я обнаружил следующее: ВВС постепенно снимали ракетную программу «Титан» с вооружения. В то время ракетное топливо состояло из двух жидких частей или из жидкой и твердой частей, и при их соединении происходило возгорание. Никакой нужды в воспламенителе. Часть А встречается с частью Б — бабах! — огонь, поджигание ракетного двигателя. При химической реакции выделялся кислород, что было просто замечательно для двигателей, которые продолжали работу в открытом космосе. Это называется гиперголовой: бинарное самовоспламеняющееся ракетное топливо. Их существует целое семейство. Но вся соль в том, что требуются две части, чтобы сплясать кадриль. Компоненты перевезли в разные места, стараясь сделать так, чтобы они оказались один от другого как можно дальше. В действие вступила программа «Минитмен». Очевидно, шли разговоры о том, чтобы уничтожить составляющие, но какой-то чертов умник решил, что мы можем продать их за границу и частично вернуть деньги налогоплательщиков. Вероятно, перевозка и хранение обошлись дороже производства топлива, — саркастически заметил он. — В общем, топливо не уничтожили. Решили его сохранить. Часть А отправилась в Айдахо, а часть Б — в Калифорнию. Часть А поехала в Техас; часть Б — в Неваду. Было решено держать братьев и сестер по отдельности. А потом базы начали закрываться. Материально-технические ресурсы баз передвигались с места на место, как шахматные фигуры. Это идет туда, то едет сюда. Здесь возникает определенная неясность, но, похоже, что либо из-за старой доброй халатности правительства, либо из-за того — ходят такие слухи, — что на сцену вышел потенциальный покупатель, но части А и Б перевезли на соседние базы в Вашингтоне. Если последнее правда, то покупатель пролетел, поскольку части А и Б так и остались здесь, после чего, как водится, начался второй раунд закрытия баз, второй раунд передвижения материально-технических ценностей, как шахматных фигурок, и — слушай! — части А и Б оказываются в разных хранилищах, но на одной и той же авиабазе: базе ВВС «Шеф Джозеф».

Болдт добавил:

— Которая закрылась во время третьего раунда.

— Но третий раунд не означал полного закрытия многих баз. Они были уменьшены до какого-то дежурного статуса. Были сохранены материально-технические ценности, но закрыты казармы — это был «казенный пирог», чтобы не трогать авиабазы в год выборов; говорили, что базы не закрываются, а просто сокращаются масштабы их деятельности. Олухи. В результате на каждой базе осталось по парочке управляющих и по несколько военных полицейских, чтобы охранять ворота и присматривать за местностью. Но общего руководства не осуществлял никто. И требования к безопасности снизились до двадцати пяти процентов по сравнению с прежними.

— Базы стали уязвимы.

— Именно так. Особенно изнутри.

Болдт рискнул высказать догадку:

— Николас Холл был военным полицейским на «Шефе Джозефе».

— Так оно и есть. Кто знает, сам ли он додумался до того, чтобы взяться за дело или ему заплатили? Но наш мистер Ластоногая Рука снял себе немного пенок, чтобы пополнить свое пенсионное содержание. — Глядя через стекло с односторонней проницаемостью на подозреваемого, Ламойя сказал: — Интересно, он не подумывал о карьере игрока в настольный теннис?

Болдт громко выдохнул.

— Отличная работа, Джон.

— Чертовски правильно. Я бы сказал, что заслужил десять минут в его обществе, а, сержант?

В этот момент из Ящика вышла Дафна и, услышав просьбу, запротестовала:

— Дайте ему отдохнуть. Пожалуйста. Потом за него возьмется сержант.

За прошедшие годы Ламойя доказал свою невероятную эффективность и полезность при допросах. Болдт считал его козырным тузом, которого он держал в рукаве. Для Ламойи не существовало границ. Он мог стать лучшим другом подозреваемого или превратиться в его злейшего врага. Болдт сказал своему детективу:

— Только не трогай его.

Дафна, понимая, что Болдт уже принял решение, посоветовала Ламойе:

— Ни о чем его не спрашивай, Джон. Просто рассказывай, как было дело.

— Мэтьюз, — проговорил Ламойя, — я не говорил тебе в последнее время, как я тебя люблю?

Она повторила:

— Никаких вопросов. Обстреливай его одними утверждениями.

Ламойя подошел к Ящику, подтянул штаны и открыл дверь. Повернувшись лицом к Болдту, он прошептал:

— Тебе, наверное, захочется выключить запись.

Раскачивающейся походкой он вошел внутрь — в своих фирменных отутюженных джинсах.

Болдт и Дафна смотрели и слушали. Из микрофона, вмонтированного под стеклом с односторонней проницаемостью, до них донесся голос Ламойи:

— Держу пари, что ты классно играешь в гандбол, Ники. — Он выдернул из-под стола свободный стул и уселся на него, подавшись вперед. — Ты всегда можешь получить работу инспектора на перчаточной фабрике. Ты понимаешь, о чем я говорю: «Осмотрел номер тринадцатый». Такое вот дерьмо.

Какое-то мгновение Ламойя молча смотрел на подозреваемого.

— Как тебе жилось на «Шефе Джозефе», после того как все ушли?

Никки Холл побледнел.

Он все-таки задал вопрос, сразу же нарушив просьбу Дафны. Подозреваемый молчал.