Опознание невозможно

В комнате стоял такой гул голосов, в воздухе ощущалось такое напряжение, что Болдта так и подмывало встать и объявить перерыв. Но он сдержался и правильно сделал, потому что подметил аналогичное желание на лице Шосвица и оно кое о чем сказало ему. Его команда провела долгие часы за этой тяжелой и неблагодарной работой, причем детективы работали как по одиночке, так и сообща. Погасить этот энтузиазм — значило лишить полицейских энергии; они и так держались изо всех сил. Болдт оценил ситуацию и сдержал свой порыв, пытаясь уловить как можно больше из разговоров, звучавших вокруг него.

— Мы проверяем записи о налоге на предпринимателей, — объявила Гейнс.

— Его может и не быть в платежной ведомости, — заметила Дафна. — Он, скорее всего, работает неполный день и наверняка за наличные.

Вмешался лейтенант Шосвиц, прислушивавшийся к разговору:

— Мы проверяем все, что только можно. Не спешите делать скоропалительные выводы. Находите и анализируйте. Собирайте и оценивайте. Не предполагайте ничего заранее.

Какой-то полицейский в форме согласился с Дафной:

— Если он вытирает и сушит ветровые стекла, то наверняка работает за наличные и чаевые. Это самое дно на мойке машин. Этих парней не включают в платежную ведомость, потому что они на этой работе не задерживаются.

Ламойя решил высказать свое мнение:

— Наш мальчик Джонатан какое-то время проработал там.

— Он мог работать повременно на нескольких мойках. Мойка машин для него — это место, где он выбирает свои жертвы, — заметила Дафна.

Посчитав последнее замечание очень важным, Болдт спросил:

— У нас есть список всех универсальных автомоек?

— Есть, — откликнулась патрульный офицер. Она помахала в воздухе листком бумаги. Кто-то выхватил его у нее из рук, и так, переходя из рук в руки, листок попал наконец к Болдту. Офицер добавила: — Семь станций, которые мы идентифицировали в пределах нашей юрисдикции, включая две, принадлежащие «Люкс-мойке».

— Он что, меняет их, как перчатки? — поинтересовался Шосвиц.

Заговорила Дафна.

— Не по собственному выбору. — Она встретилась взглядом с Болдтом. — Он носит с собой эту личину. Он чувствует себя неуверенно, встречаясь с новыми людьми, устраиваясь на новой работе. Ребенком ему часто приходилось переезжать с места на место. Теперь, когда стал взрослым, ему это перестало нравиться. — Она добавила: — Скорее всего, он уже уволился оттуда. Он одиночка, человек, который привык делать то, что ему нравится. Он и так достаточно долго поступал не по-своему. Это работает и на нас, и против. До того момента, пока мы не схватили Холла, он чувствовал себя вполне уверенно. Но этот арест выбил его из колеи. С другой стороны, признание отца наверняка привело его в бешенство. Ему будет трудно покарать своего отца, если мы принудим его к этому.

Болдту вдруг стало не по себе, оттого что Дафна проявила такое близкое знакомство с психологией подозреваемого. Складывалось впечатление, будто она допрашивала Джонатана Гармана. Болдт объявил собравшимся:

— Пластиковая маска, которую, как показалась нашему юному свидетелю, он видел на подозреваемом, — это на самом деле его настоящее лицо. У нас нет фотографий, но хирургическое вмешательство оказалось неудачным. Он должен быть сильно изуродован.

— Мы немедленно организуем наблюдение за тремя станциями, принадлежащими «Люкс-мойке», — заявил Шосвиц, словно это была его идея. Кое-кто из детективов с трудом скрыл ухмылку.

Болдт вновь обратился к собравшимся:

— Отдел специальных операций организует скрытое видеонаблюдение на двух станциях «Люкс-мойки» в нашем районе. — Он указал на молодого офицера полиции в форме. — У вас есть адреса, — продолжал он, передавая по рядам листок с данными. — Отнесите это в отдел специальных операций и проинформируйте их обо всем, что услышали здесь. Нам понадобятся, по крайней мере, две группы. Я хочу, чтобы была сделана аудио- и видеозапись, в реальном времени и в записи. Если этот парень захочет хотя бы прочистить горло, я должен знать об этом. Пусть они свяжутся со мной, как только будут готовы.

Юноша бегом бросился выполнять поручение. Болдт вспомнил времена, когда он сам с таким же энтузиазмом делал свою работу. Обращаясь к Ламойе, он сказал:

— Свяжись с Беллингхэмом и узнай, можем ли мы заняться их мойкой. Если нет, пусть они накроют ее для нас. Но мы хотим, чтобы она оказалась под микроскопом как можно быстрее. И сегодня, а не завтра или послезавтра.

— Понял, — откликнулся Ламойя. Он развернулся на своем стуле, оттолкнулся, проехался на нем к телефону и схватил трубку. Он не собирался выходить из комнаты, не собирался пропустить что-либо важное. Болдт знал, что из его детектива получится чертовски хороший сержант, руководитель отдела. Он вдруг испытал облегчение, и это чувство одновременно и удивило его, и открыло ему новые черты в себе самом.