Опознание невозможно

Болдт мог легко представить себе человека внутри этого здания. Дрожь пробрала его с головы до ног, и он испугался, что сидевший рядом Баган заметит это. Отсутствие человеческих останков на месте пожарища обрело теперь совсем другое значение; становилось понятно, почему Энрайт и Хейфиц не смогли покинуть свои дома. Его все сильнее охватывало стремление любой ценой предотвратить очередной пожар, но он тут же усомнился в собственных силах. Может, ему все-таки стоило подать заявление на занятие лейтенантской должности, подумал Болдт. Вероятно, для нынешней его работы требовались мозги помоложе, более живые. Неужели он постарел настолько, что стал чересчур уравновешенным, растеряв свою квалификацию? Может ли он эффективно выполнять свою работу, когда голова занята мыслями о том, что у его жены, кажется, роман на стороне? Он взвалил на себя слишком много, а времени оставалось слишком мало. Время. Это слово нависло над ним, словно дамоклов меч. Что угодно, только не следующий пожар.

— Согласно рекомендациям из Вашингтона — и я согласен с ними, — если будет третий пожар, мы должны позволить ему догореть. Никакой борьбы с огнем, и уж точно никакого тщательного осмотра.

В комнате повисла непривычно долгая тишина.

— Черт возьми, что мы только что видели? — поинтересовался Болдт, продемонстрировав не свойственное ему нахальство. Он бросил взгляд на Ламойю, испытывая к детективу уважение: только Ламойя осмелился нажать на Карстенштейна, только Ламойя почувствовал, что тот что-то скрывает. Болдт не мог не подумать о том, что сам он теряет хватку.

Карстенштейн поджал губы и придвинулся ближе к камере, его изображение снова слегка расфокусировалось.

— Я еще не знаю, что именно мы ищем в этих ваших пожарах, — невыразительно сказал он неожиданно сухим тоном. — Но зато могу сказать вам, что было использовано в этом учебном пожаре. Я могу сказать вам, о чем они думают там, на Востоке. Я могу сказать вам, что они ищут теперь, после осмотра результатов учебного пожара и проведения необходимых анализов. — Он на мгновение умолк, чтобы все прониклись его словами, долетевшими по телефонным проводам из Сакраменто до Сиэтла, — шарик голосовой информации, окруженный статическими разрядами. Он откинул волосы назад, как это делает подающий в бейсболе, который оспаривает сигнал принимающего. Потом глубоко вздохнул и выговорил два слова, которые обдали Болдта жаром, и в глазах у него защипало. — Ракетное топливо, — сказал он. — Катализатором, использованным при учебном пожаре в Форт-Уорте, было жидкое ракетное топливо.

Глава двадцать третья

Поместье Оуэна Адлера вызывало у Болдта чувство неполноценности, хотя он уже бывал здесь три года назад. Кто-то измерял состояние Оуэна Адлера размерами и дальностью полета его частного реактивного самолета. Это была модель «Гольфстрим-3» с крыльями от четвертой модификации, в которых разместились дополнительные топливные баки. Адлер значился в списке самых влиятельных персон Сиэтла. Его свадебную церемонию бракосочетания с Дафной Мэтьюз должен был проводить Роберт Фулхум, причем состояться она должна была частным образом на территории поместья, выходящего на морской залив Шилсшоул и холмы Пугет Саунд. Церемония уже дважды откладывалась, хотя об этом знали только ближайшие друзья — не было разослано еще ни одного приглашения. Дафна утверждала, что, пытаясь собрать воедино свои многочисленные предприятия по производству продуктов питания, Адлер никак не может выкроить свободного времени, но Болдт чувствовал, куда ветер дует. Дафна позволила арендатору своего плавучего дома съехать, не заплатив штрафа; она не сделала попытки снова кому-то сдать дом; она вернулась к работе добровольцем в «Убежище» — церковном подвале, где занималась убежавшими из дома подростками (Дафна забросила эту работу, когда ее роман с Оуэном Адлером был в самом разгаре). С другой стороны, репортеры светской хроники дважды фотографировали Адлера в компании других женщин. Болдт не задавал никаких вопросов. Любой человек, который сумел возродить из пепла компанию с многомиллионным оборотом, как это удалось сделать Адлеру, заслуживал медали. В том, что этот мужчина способен преодолеть любые финансовые преграды, не могло быть никаких сомнений. Однако, подумал Болдт, Дафна Мэтьюз могла стать для него таким препятствием, с которым ему еще не доводилось иметь дела.

Под поселком на склоне холма, внутри каменной дамбы приютилась живописная пристань для яхт, такая прелестная ночью, с яркими белыми огнями, отражающимися в черной воде, с телами белых лодок, лежащими в строго определенной последовательности, — их мачты выглядели хрупкими и невесомыми, словно морозные узоры на стекле.