Опознание. Записки адвоката

Писать официальную жалобу прокурору не имело никакого смысла, но я ее написал. Так положено. Большое удовольствие – сочинять бумагу, обреченную на непрочтение! Дело между тем вместе с красиво исполненным обвинительным заключением пришло в прокуратуру, откуда ему предстояло переместиться в суд. Городской прокурор целиком и полностью доверял следственному аппарату, поэтому не имел привычки вникать в адвокатские, как он считал, кляузы и обвинительные заключения частенько утверждал не читая. Но фортуна улыбнулась моему клиенту, правда, одними глазами: накануне появления в прокуратуре дела о ДТП городской прокурор ушел в отпуск. К исполнению его обязанностей приступил заместитель. Я пошел к нему на прием и выложил все, чем безмолвно мучился в кабинете седовласого майора. Дело в том, что этот заместитель прокурора со своей, прокурорской, стороны карабкался к той же возрастной вершине, что и я. Тяга к свершениям была не пустым для его сердца звуком. По этой, видимо, причине, когда я закончил свои выкладки и попросил его – всего-то-навсего! – не подписывать обвинительное заключение «не глядя», он коротко ответил: «Хорошо, я посмотрю». Честно говоря, я не возлагал больших надежд на эти смотрины. Однако через две недели в консультации раздался телефонный звонок. Я взял трубку, и металлический голос, принадлежавший поклоннику адвокатуры в звании милицейского майора, отчеканил, если, конечно, можно чеканить рявкая: «В четверг – следственный эксперимент, хотите – можете участвовать!» И трубка была брошена с такой силой, что аппарат наверняка треснул.

Был не жаркий, но теплый летний день. Солнышко снова заливало место происшествия мягким рассеянным светом, не ослепляя, а только веселя. Но собравшиеся на узких обочинах мужчины не обращали на него внимания. Местная госавтоинспекция, собранная здесь едва ли не в полном составе, перекрыла движение по Московскому шоссе в обе стороны. Встречные транспортные потоки замерли, словно воды стремительной реки, вмиг остановленные жестоким морозом. Полукилометровый участок на северной оконечности населенного пункта под названием Кочки образовывал как бы полынью в этой замороженной реке. В полынье пребывал я, заваривший всю эту кашу и оттого робеющий; следователь-майор злой, но подозрительно спокойный; армия гаишников, понятые и водитель Арефьев. Обвиняемый Деревянко сидел в кабине своего битумовоза, готовый к бою. Мне была видна только его голова. В кепке набекрень Яков Андреевич походил на приблатненную Бабу-ягу, которая торчит, не смыкая глаз, в окне избушки и ждет, когда проезжий Иванушка-дурачок купит у нее задорого второсортной дурман-травы. Майор скомандовал старшему гаишнику, тот выбежал на середину шоссе и махнул полосатым жезлом. Из-под черного брюха битумовоза повалил дым, недолгое ворчание мотора перешло в гул и сразу затем – в громоподобный рев. Махина помчалась на нас. В условленном месте Деревянко вильнул рулем. Тягач дернулся из стороны в сторону совсем чуть-чуть, цистерна гораздо заметнее, а вот бочку-прицеп вымахнуло сперва на обочину, потом на встречную полосу. Это было слишком очевидно. Но столь же очевидно было и отсутствие следа!

– Следа нет, товарищ следователь, фиксируйте в протоколе! – Я наткнулся на колючий взгляд майора, как бабочка на булавку.

– Еще не вечер, – ответил майор и велел повторить заезд.

Движение на время открыли. Мимо нас потянулись легковушки, грузовики и автобусы с иностранными туристами. Иностранцы тщетно силились понять, что тут творится, в каком именно месте – не на небесах же, в самом деле! – произошла катастрофа, собравшая столько дорожной полиции. Ведь все вокруг цело и невредимо, если не считать сломанной березы вдалеке… Деревянко отсутствовал не меньше получаса: ближайшее пересечение дорог, годное для разворота двадцатиметрового автопоезда, находилось далеко на севере. Но вот он вернулся, прогрохотал мимо нас, отсутствовал еще минут двадцать, чтобы развернуться теперь уже в обратную сторону и занять исходную позицию. Все повторилось сначала, с тем же результатом. Майор, в отличие от нас, грешных, не хотевший ни есть ни пить, заставил Деревянку проветриться в третий, и последний, раз. Заднее колесо бочки-прицепа, вылетая на встречную полосу, продолжало катиться. След волочения упорно не появлялся. Из последних сил – я простоял на свежем воздухе, ни разу не присев, почти четыре часа – пристал я к майору с требованием оформить протокол следственного эксперимента. Он ответил, что не имеет привычки оформлять важные процессуальные документы у себя на коленке. Только в кабинете. И вообще, добавил он, завтра я заканчиваю следствие по делу и даю вам материалы для ознакомления. Там все и увидите.