– Это действительно возможно, – сказал Стросс, – но мы –
– Двадцать четыре.
Политик из Западной Вирджинии снова нахмурился, как будто названное количество оказалось больше, чем он помнил.
– Совету придется расследовать каждый из двадцати четырех пунктов. Поднимать все доступные документы, допрашивать свидетелей – коллег, родственников, друзей. Прямо как на судебном процессе. Вряд ли дело стоит таких неприятностей, – добавил он покровительственным тоном.
Во время всего этого разговора Оппи не курил, но сейчас он выдохнул, как будто выпустил облако дыма.
– Парни, вы действительно решили играть по-крупному?
Теперь Стросс улыбнулся, совершенно не скрывая ехидства:
– Да, доктор Оппенгеймер. Конечно, мы играем по-крупному.
– На Капитолийском холме об этом знают?
Уголок рта политика дернулся.
– Еще нет.
– Сколько у меня времени для того, чтобы принять решение?
– О, никакой спешки нет. – На сей раз Стросс попытался изобразить великодушие. – Располагайте своим временем. Я вернусь домой к восьми вечера. Почему бы вам тогда не сообщить мне о вашем решении?
– К
– Конечно, конечно, – согласился Стросс. – Насколько я понимаю, вы приехали из Принстона поездом. Может быть, вас подвезти? Я попрошу своего шофера отвезти вас, куда вам понадобится.
– Благодарю вас, – деревянным голосом сказал Оппи и поднялся. – Вы очень любезны. – Он хотел взять письмо с обвинениями, но Стросс остановил его руку.
– К сожалению, мы не можем разрешить вам взять это с собой. Оставлять без контроля неутвержденный документ… это может привести к, так сказать, недоразумениям.
– То есть, обсуждая вопрос с консультантом, я должен полагаться исключительно на свою память?
– И это говорите вы? Доктор, с вашим-то интеллектом вы должны помнить все до мелочей, скажете, нет?
Китти приехала в Вашингтон вместе с Робертом. В тот вечер она была в гостях у Герберта Маркса, поверенного Оппи, жившего в Джорджтауне. Энн, жена Герба, служила на Горе секретаршей Оппи.
– Чушь это все, – сказал Герб. – Вы
– Ты не можешь просто сдаться, – сказала Китти. Герб и Энн не были посвящены в проект «Арбор», поэтому Китти добавила неопределенно и в то же время многозначительно: – Ведь на карту поставлено так много!
Энн согласилась с ними:
– Начать хотя бы с того, что самим своим существованием атомные секреты не менее чем наполовину обязаны вам! Без всего того, чего мы достигли под вашим руководством в Лос-Аламосе, атомной бомбы просто не было бы. – Они сидели вокруг маленького столика со складными ножками вроде тех, которые ставят для игры в бридж. Оппи занимал восточное кресло. Энн, сидевшая на севере, положила ладонь ему на руку. – Уйти в отставку было бы ошибкой с вашей стороны. Вокруг Эйзенхауэра слишком много поджигателей войны; они постоянно дуют ему в уши, и ему
– Не знаю, – ответил Оппи и сам услышал в своем голосе смертельную усталость. У него вырвались слова, навсегда врезавшиеся ему в память, но не знакомые никому другому из сидевших за столом, фраза из предсмертной записки Джин, написанной много лет назад: – Мне все опротивело.
– Не волнуйтесь так, – сказал Герб. – Мы подготовим ответ, дадим им знать, что вы хотите – нет, черт возьми, требуете! – слушаний. Нельзя же вот так взять и смахнуть Дж. Роберта Оппенгеймера, словно пешку с доски!
Оппи попытался приподнять уголки губ, изображая улыбку, но, кажется, у него это не получилось. Но в любом случае Стросс может исходить пеной у телефона хоть до утра: ответ будет доставлен в письменном виде завтра утром.
На его составление ушло несколько часов. Оппи чем дальше, тем больше впадал в растерянность, и бразды правления перехватила Китти, решительно отвергавшая все, что могло показаться шатким в юридическом плане. Он отказывался уходить в отставку, и Стросс с Николсом, эти гнусные, коварные мерзавцы – эта парочка подонков, – знали причину.
– Пиши, – сказала Китти, обращаясь к Энн, которая прекрасно владела стенографией. – Я самым серьезным образом обдумал предложенную альтернативу. В сложившихся обстоятельствах такой образ действий означал бы, что я полагаю…
– Принимаю и подтверждаю, – подсказал Герб.