Оппенгеймер. Альтернатива

– Да. Но все же почему вы сказали ему, что Шевалье обращался к троим?

Черт возьми, ведь это сработало в Кавендишской лаборатории. Тогда он вскоре оказался ненадолго под опекой Эрнеста Джонса, ученика Фрейда, а потом уехал в Геттинген. Но нельзя ожидать, что при изменении одного, а тем более нескольких параметров эксперимент даст тот же самый результат.

– У меня нет объяснения этому, – сказал Роберт таким же негромким ровным голосом, – кроме того, которое я уже дал.

– Разве это не могло еще сильнее навредить Шевалье?

– Я не называл имя Шевалье.

– В таком случае Иксу?

Роберт нахмурился, обдумывая последнее замечание, а потом наклонил голову, соглашаясь:

– Могло.

– Вне всякого сомнения! Иными словами, если Икс обращался к троим ученым, это значило…

– …что он глубоко вовлечен во все это дело.

– Именно: что он глубоко вовлечен! Что это не случайный разговор.

– Да.

– И вы знали это, не так ли?

Знал? Пожалуй, мог сделать из всего этого такой вывод. Мог предположить. Но чтобы знать… Оппи чуть заметно пожал плечами.

– Да.

Робб помахал в воздухе стенограммой.

– Вы сообщили полковнику Пашу, что Икс сказал вам, что информация будет передана через кого-то в русском консульстве? – Оппи промолчал, сдерживая подступившую тошноту. – Вы это сделали?

– Должен признаться, что нет, хотя ясно понимаю, что обязан был это сделать.

– Раз Икс сказал вам это, значит, он откровенно сообщил вам о существовании преступного сговора, не так ли?

Если… если…

– Верно.

– Паш спрашивал у вас имя Икса?

– Полагаю, что да.

– Вы не знаете, спрашивал или нет?

– Именно так.

– Он говорил вам, зачем это ему нужно?

– Чтобы положить конец всей этой афере.

– Он сказал вам, что дело очень серьезное?

– Не помню, но, видимо, должен был сказать.

– Вы знали, что он собирался расследовать его?

– Да.

– Разве вы не понимали, что, отказываясь назвать имя Икса, препятствуете ходу расследования?

Он посмотрел на Китти, неподвижно сидевшую с непроницаемым лицом рядом с Ллойдом Гаррисоном, главным из его адвокатов, и снова перевел взгляд на Робба, вырисовывавшегося на фоне окна размытым силуэтом.

– Должен был понимать.

– Вы знали, доктор, что полковник Паш и организация, к которой он принадлежал, готовы были всю землю перерыть, чтобы найти этих троих людей?

– Не сомневаюсь в этом.

– И вы знали, что они всю землю перероют, чтобы установить личность Икса, не так ли?

– Да.

– И все же вы не назвали им этого имени?

Невзирая на вопросительную интонацию, это был не вопрос, а утверждение, но Оппи все же ответил в еще больше сгустившейся тишине:

– Да.

– Давно ли вы были знакомы с этим Шевалье к 1943 году?

– Наверное, лет пять. Может быть, шесть.

– Как вы к нему относились?

– Он довольно близкий мой друг.

– Он старался придерживаться партийных установок, да?

– Полагаю, что да.

– У вас были какие-нибудь основания подозревать его в принадлежности к Коммунистической партии?

– Нет.

– Вы ведь знали, что он красный?

– Я сказал бы, что, скорее, розовый.

– Не красный?

– Я не намерен спорить по мелочам.

– Вы сказали, что до сих пор относитесь к нему как к другу.

– Да.

– Доктор, я хотел бы попросить вас вернуться к беседе с полковником Пашем двадцать шестого августа сорок третьего года. Есть ли теперь какие-либо сомнения в том, что вы действительно упомянули человека, связанного с советским консулом?

– Я совершенно не помню подробностей того разговора и могу полагаться только на имеющийся у вас текст.

– Доктор, могу сообщить, к вашему сведению, что мы располагаем звукозаписью той беседы.

Вот же черт!..

– Конечно.

– У вас есть какие-либо сомнения в том, что вы говорили это?

– Нет.

– Скажите, правда ли, что вы упомянули человека, связанного с советским консульством?

– Почти уверен, что нет.

– Доктор Оппенгеймер, вам не кажется, что вы очень подробно рассказали историю, которая почти целиком была выдумана вами?

Оппи шумно выдохнул. Его трубка давно догорела, и сейчас он нервно перекладывал ее из руки в руку.

– Да, так оно и было.

– Зачем вы вдавались в столь подробные объяснения, если рассказывали, – Робб изобразил пальцами кавычки, – «какую-то ерунду»?

Оппи почувствовал, что его сердце заколотилось еще сильнее. Он слегка покачал головой, не в знак отрицания, а как будто пытаясь вернуть на место разбежавшиеся шарики и ролики. И, сам того не желая, заговорил оборонительным, пронзительным тоном:

– Увы, все это – сплошной идиотизм. К сожалению, я не в состоянии объяснить, почему упомянул консула, откуда взялись трое ученых, к которым якобы обращались по поводу проекта, почему сказал, что двое из них, предположительно, находятся в Лос-Аламосе. Все это кажется мне совершенно не соответствующим действительности.

– Вы ведь согласитесь, сэр, что если то, что вы рассказали полковнику Пашу, было правдой, то мистер Шевалье в этой истории выглядел очень дурно?

Оппи закашлялся:

– Да, сэр, да и любой, кто был к ней причастен.

– Включая вас?

– Да.

– Разве не будет справедливо сказать сегодня, доктор Оппенгеймер, что, согласно вашим собственным сегодняшним показаниям, вы не просто единожды солгали полковнику Пашу, а сплели целую сеть из лжи?