– Но, знаете ли, – вмешался Дик, – мы
– Как и следует, – сказал Эйнштейн. – Но данные наблюдений неоспоримы.
От перекрестка до белого дома Эйнштейна оставалось всего полтора квартала по Мерсер-стрит, и довольно скоро они дошли до него. Когда они остановились перед маленькими воротами из кованого железа, Дик на мгновение понадеялся, что Эйнштейн пригласит их войти. Но, к его разочарованию, тот сказал:
– Очень приятно было побеседовать, молодой человек. И, Курт, хотя я не верю в замкнутые времениподобные кривые, но все же с нетерпением жду обратного пути завтра утром.
Гедель прикоснулся к шляпе, прощаясь с другом, и Эйнштейн медленно миновал ворота и поднялся по четырем ступенькам к своей двери. Фейнман и Гедель стояли на тротуаре, и по беспокойству Геделя было ясно, что он очень хочет, чтобы Дик сейчас пошел в другом направлении, – снова эта проклятая паранойя. И, поскольку выбор был очень невелик – попытаться или сдаться сразу, – Дик сделал решительный шаг.
– Но что, если наша вселенная вращается таким образом, что может показаться неподвижной?
– Вы имеете в виду: вращается крайне медленно?
– Нет. Но вы же помните гипотезу Джона Уиллера: что, может быть, во всей Вселенной существует только один электрон, который просто движется во времени взад и вперед с такой скоростью, что кажется, будто их неизмеримое множество.
– Ах да.
– Но Джон не принял во внимание того, что электрон при обратном движении во времени превращается в позитрон. Мои графики…
– Ах! – перебил его Гедель. – Так вот вы
Фейнман улыбнулся:
– Виновен по предъявленным обвинениям. В любом случае, конечно, если объект, содержащий электрон, движущийся в будущее, вращается по часовой стрелке, его можно рассматривать так же обоснованно, как и тот же объект, содержащий позитрон, вращающийся против часовой стрелки.
Глаза Геделя оставались закрытыми дольше, чем при обычном моргании, он, судя по всему, пытался зрительно представить себе сказанное.
– Да, верно. Конечно, это не электронный спин Уленбека, но…
– Нет. У электрона и позитрона однонаправленные спины. Я говорю о макроскопической физической ротации любого объекта, в который входят электрон или позитрон. Если что-то движется по правонаправленной спирали, направляясь в будущее, то при движении в прошлое оно будет вращаться по спирали в левую сторону.
Гедель кивнул.
– А теперь, – продолжил Дик, – предположим, что наша вселенная почти мгновенно переходит из состояния материи в состояние антиматерии, причем электроны превращаются в позитроны и обратно, как если бы они… – Он неопределенно махнул рукой.
– Вроде… осцилляции? – подсказал Гедель. – Никто еще не предлагал такого взгляда на фундаментальные частицы.
– Я знаю, но подумайте вот о чем: если вселенная быстро колеблется между состояниями материи и антиматерии – то есть попеременно состоит из частиц материи, движущихся вперед во времени внутри вселенной, вращающейся по часовой стрелке, и из частиц антиматерии, движущихся назад во времени как часть вселенной, вращающейся против часовой стрелки, – то суммарный эффект был бы равен нулю при общем
– И тогда даже наша собственная, реальная вселенная могла бы быть пронизана замкнутыми времениподобными кривыми! – заявил Гедель. – Какая интересная мысль! Конечно, возникли бы некоторые флуктуации…
– Вроде броуновского движения или саккадических движений глаза, только на порядки быстрее.
– Верно, – сказал Гедель. – Это выходит далеко за пределы возможностей любого из наших современных измерительных приборов, но теоретически экспериментально проверяемо и фальсифицируемо. – Он оглядел Фейнмана с головы до ног, несомненно, прикидывая, какую опасность тот может представлять, и, к радости Дика, предложил: – Не проводите ли вы меня до дома? Хотелось бы обсудить это поглубже!
Глава 43
Какая жалость, что они набросились на него, а не на какого-нибудь милягу вроде Бете. Теперь мы все должны встать на сторону Оппенгеймера.
Роджер Робб снова поднялся со стула и посмотрел на Оппи. На сей раз за спиной юриста не было солнца, и Оппи в кои-то веки смог отчетливо разглядеть его хищное лицо с резкими чертами.