Оппенгеймер. Альтернатива

– Нам всем случается делать дурацкие ошибки, – продолжал Энрико. – По крайней мере, Оппенгеймер совершил глупость, желая спасти друга, разве не так? Этого Шевалье.

– Друга… – повторил Эдвард. Слово звучало горько даже для него. – Я потерял столько друзей. И… – И теперь потеряю еще и тебя.

– На твоем месте, – сказал Ферми; в его голосе еще прибавилось болезненной хрипоты, – я затаился бы на время. Исчез из поля зрения публики. Память сотрется. А если ты сможешь как-то компенсировать…

– У меня тоже есть мое собственное мнение. И я считаю, что после отстранения Оппенгеймера жизненно важные интересы этой страны оказались в более надежных руках.

Ферми, похоже, хотел возразить, но Теллер, чтобы не позволить умирающему другу переутомиться – и чтобы самому не слышать порицаний, – продолжил:

– Но, поскольку необходимо опровергнуть… неправильное представление о супербомбе, я предпринял шаг к примирению.

Совсем недавно свет увидела научно-популярная брошюра под названием «Водородная бомба: люди, опасность, механизм», написанная двумя корреспондентами журналов «Тайм» и «Лайф». В ней Теллер был представлен гением-провидцем и единственным создателем супербомбы, тогда как Оппенгеймеру была отведена роль злодея и даже шпиона. Более того, в книге говорилось, что бомбу разработали в Ливерморской лаборатории, основанной два года назад в Северной Калифорнии Теллером и Эрнестом Лоуренсом, а не в Лос-Аламосе, как это было на самом деле. Книжка привела в бешенство Норриса Брэдбери, преемника Оппенгеймера, и, как предполагал Эдвард, должна была возмутить и самого Оппи.

– Я кое-что написал. – Эдвард достал из внутреннего кармана пиджака тонкую пачку бумаг, покрытых машинописным текстом, и передал их Ферми.

– «Дело многих рук», – прочел Энрико, с трудом удерживая дюжину листов двумя руками. – Что это такое?

– Правдивое изложение истории разработки супербомбы. Правда, не знаю, буду ли издавать. Льюис Стросс считает, что публикация только ухудшит положение.

Ферми начал просматривать статью.

– Но что может мешать опубликовать это? Действительно, это было делом многих рук. Тебе бы отнюдь не повредило показать, что ты признаешь и чужие заслуги. – Он дочитал до конца, вернулся к началу и пробежал текст еще раз. – Я не вижу упоминаний Станислава Улама.

У Теллера болезненно дернуло под ложечкой. Он далеко не в первый раз слышал этот упрек.

– Улам ничего не сделал! Он не верил в успех!

– Последнее не отменяет первого. Я своими глазами видел его уравнения.

– Да, но…

– Эд, ты пытаешься реабилитироваться. Будь великодушным.

Теллер хмыкнул:

– Пожалуй, можно будет вставить упоминание о нем.

– Отлично, – отозвался Энрико и изобразил дрожащей рукой нечто вроде того жеста, которым римский первосвященник приветствует толпу. – Римский папа благословляет.

Эдвард донельзя устал – от всего. Он обвел взглядом тесную комнатушку, нашел в углу маленький уродливый стульчик и подтащил его по кафельному полу к кровати с тем мерзким звуком, который иногда издает мел, когда пишешь на доске. Усевшись перед Ферми, он тяжело вздохнул и сказал:

– Я хочу поделиться кое-чем, что у меня на душе.

– Тебе повезло: мало кому удается исповедаться лично папе, – ответил Энрико со слабой улыбкой.

Эдвард пошевелился, поудобнее устраивая свое увесистое тело на деревянном сиденье хлипкого стула. Его протез лязгнул о металлическую ножку кровати, но он ничего не почувствовал.

– Я хочу использовать бомбу, – сказал он после продолжительной паузы. – Я хочу увидеть, что на свете не осталось ни одного коммуниста. Если надежда на спасение человечества все же есть – если оно возобновит свое существование с чистого листа на Марсе или где там еще, – нужно, чтобы оно было чистым.

– Ты думаешь о превентивной войне против России?

– Не только я, – ответил Теллер и разозлился на себя, уловив в собственном голосе интонацию оправдывающегося. – Со мною согласен Джон фон Нейман. Он рассуждает так: «Если мне скажут, что мы будем бомбить их завтра, я спрошу: “Почему не сегодня?” Скажут: «В пять часов дня», а я спрошу: “Почему не в час?”».

– Фон Нейман слишком заигрался в свою теорию игр. Люди в России ничем не отличаются от всех остальных.

– Я ненавижу коммунистов, – сказал Теллер.

– Эд, Эд… Даже Гитлер убил примерно шесть миллионов. Неужели ты хочешь полностью истребить всех жителей Советского Союза?

– И не только их. Теперь – еще и коммунистов Китая. Считаного количества супербомб хватит для того, чтобы уничтожить всех коммунистов, дать человечеству возможность начать с чистого листа, избавить его от раковой…

Он осекся, потрясенный неосознанным выбором метафоры:

– Энрико, прости.

– Ego te absolvo[63], – с наигранной важностью произнес Ферми. – Грех вот этой оговорки. Но что касается того, что ты проповедуешь: Эдвард, это бесчеловечно.

Теллер снова стукнул протезом ноги по кровати, на этот раз намеренно: