Оппенгеймер. Альтернатива

Оппи был готов к этому вопросу и ответил совершенно равнодушно, щелкнув мизинцем по сигарете, чтобы стряхнуть с нее пепел:

– Нет.

– Когда-нибудь состояли?

– Нет.

– А ваша жена состояла. И ваш брат Фрэнк.

– Чистая правда. Кроме того, вы, если понадобится, без труда сможете узнать, что в последние годы я поддерживал все известные мне левые движения, начиная от профсоюза учителей и кончая испанскими республиканцами. Но я никогда не вступал в Коммунистическую партию и в настоящее время отошел от этих дел. И без них работы невпроворот.

– Совершенно верно, – согласился Гровз. – И в этой работе нет места для коммунистов.

– Генерал, даю вам честное слово: я не коммунист. – Пауза. – Я американец.

– Это вы, – сказал Гровз, – родились и выросли в Америке. Но ведь среди этих умников полным-полно немцев, венгров, итальянцев и еще черт знает кого. А вот американцев, таких, как мы с вами… Нас очень уж мало.

Оппи наклонил голову в сторону и ничего не ответил.

– Хорошо, профессор, что бы вы посоветовали, учитывая то отставание, которое мы должны наверстать?

– Единая лаборатория, – сказал Оппи, выкладывая первую карту. – Собрать всех ученых вместе, на одной территории, – и добавил козырь: – Так будет гораздо легче обеспечить секретность.

Но Гровз удивил его – он не удивился.

– Да, я тоже думал об этом. Месяц назад я приказал приобрести в Окридже, Теннесси, 59 тысяч акров земли для уранового проекта. Пожалуй, подходящее место.

– Нет-нет. Там можно устроить разве что филиал – производство по сепарации изотопов. Но мы-то говорим о сердце и мозге разработки бомбы. Это должно быть отдельное учреждение.

Генерал потер подбородок:

– Может быть, вы и правы. А кому же можно было бы поручить руководство этой организацией?

– Думаю, логичнее всего было поставить главным моего нынешнего босса Эрнеста Лоуренса, – сказал Оппи, втайне порадовавшись тому, что генерал и Лоуренс уже схлестнулись из-за провала работ по выделению урана-235. – Можно также рассмотреть кандидатуры И-Ай Раби из Колумбийского университета или Эдвина Макмиллана. – Насчет этих двоих Оппи твердо знал, что они по уши загружены сверхсекретной работой по радарам, от которой их ни за что не освободят. И просто для пущей убедительности он добавил еще пару имен: – Или, скажем, Вольфганга Панофски из Калтеха или Карла Андерсона.

При упоминании Андерсона Гровз кивнул:

– Нобелевская премия за открытие позитрона.

– Да, – подтвердил Оппи.

– Тут-то и возникает вопрос. Я на днях сказал этим клоунам в Чикаго, что хоть у меня и нет степени доктора философии, но в этой программе я должен руководить толпой людей, у которых она есть. Им я прямо сказал, что меня это не тревожит, поскольку моя подготовка более чем равноценна любой аспирантуре. Но предположим, я решу, что начальником этой гипотетической лаборатории, запрятанной в каком-нибудь глухом углу, стоит назначить вас? Вам ведь придется сложнее. Ведь многие из тех, кем вам пришлось бы командовать, имеют Нобелевские премии, а у вас ее нет.

Оппи вскинул подбородок:

– Пока нет.

Гровз расхохотался, запрокинув голову:

– Всегда ценил людей, которые верят в себя.

– Генерал, дело тут не в вере. Работа уже выполнена. В тридцать восьмом и тридцать девятом годах я опубликовал в «Физикал ривью» три статьи – каждую с кем-то из аспирантов (все трое – разные). Шведской академии иногда требуется некоторое время, чтобы оценить работу и получить подтверждение, что она достойна Нобелевской премии. К сожалению, нам не повезло: в тот самый день, когда была опубликована последняя и самая важная из трех статей, Гитлер вторгся в Польшу, и началась эта проклятая война.

– Первого сентября 1939 года, – подхватил Гровз.

– Совершенно верно. С тех пор мир не думает ни о чем другом. Однако после окончания войны об этих статьях неизбежно вспомнят и признают их важность. Так что вопрос не в том, получу ли я Нобелевскую премию, а в том, когда я ее получу.

Гровз изобразил на лице почтительное удивление, но тут же покачал головой:

– Ну, как мне кажется, если вы не получили ее до войны, сейчас она вам пользы не принесет. Но, знаете ли, мне любопытно. Какое такое потрясающее открытие вы сделали, опередив весь мир?