Несмотря на эти трудности, а может, из-за них большинство студентов проходили его курс дважды. Одна молодая русская студентка по фамилии Качарова прошла его трижды, а когда попыталась записаться в четвертый раз, Оппенгеймер ей отказал. «Она устроила голодовку, — вспоминал Роберт Сербер, — и таким образом добилась своего». Для проявивших упорство Оппенгеймер находил множество способов поощрения. «У него лучше всего было учиться посредством бесед и личных контактов, — говорил Лео Недельски. — Когда ему задавали вопрос, он тратил несколько часов, иногда до самой полуночи прорабатывая ответ под каждым углом». Многих аспирантов он приглашал к совместной работе над статьями и всегда публиковал их фамилии как соавторов. «Известному ученому легко заставить кучу студентов выполнять вместо себя грязную работу, — отзывался один из коллег, — однако Опье помогал решать задачи другим и воздавал им должное». Он сам побуждал студентов называть его Опье — прозвищем, полученным в Лейдене, и начал подписывать им письма. Постепенно студенты Беркли переделали Опье в Оппи.
Со временем Роберт Оппенгеймер выработал неповторимый стиль преподавания, побуждающий студентов взаимодействовать друг с другом. Вместо того чтобы проводить занятия в урочное время и потом принимать каждого студента по отдельности, он приглашал восемь-десять аспирантов и полдюжины постдоков в свой кабинет № 219 в корпусе «Леконт-холл». Каждому студенту был выделен маленький столик и стул, откуда тот наблюдал за расхаживающим по кабинету Оппенгеймером. Сам Оппи не имел отдельного стола — только стол в центре кабинета, заваленный кипами бумаг. Одну стену почти полностью занимала исписанная формулами доска. Перед назначенным часом молодые люди (среди которых иногда бывали женщины) приходили и непринужденно сидели на краешке стола или стояли, прислонившись к стене. Явившись в кабинет, Роберт подробно по очереди разбирал исследовательскую задачу, стоящую перед каждым студентом, и просил высказаться остальных. «Оппенгеймера интересовало буквально все, — вспоминал Сербер. — Он вводил один предмет за другим, связывая их между собой. За полдня он успевал поговорить об электродинамике, космических лучах, ядерной физике». Обращая внимание студентов на нерешенные задачи, Оппенгеймер постоянно стремился внушить им ощущение, что они стоят на передовом рубеже неизведанного.
Очень скоро стало ясно, что Оппи превратился в Крысолова от теоретической физики. По стране поползли слухи: если ты хочешь пробиться в этой сфере, поезжай в Беркли. «Я начинал не с создания своей школы, — говорил позже Оппенгеймер, — не с подбора студентов. Я в действительности начинал как пропагандист нравящейся мне теории, которую изучал все больше и которая была не очень понятна, но многое обещала». В 1934 году трое из пяти студентов, получивших стипендии Национального исследовательского совета в области физики, решили продолжать обучение под началом Оппенгеймера. В то же время, рассчитывая учиться у одного Оппенгеймера, они сталкивались с физиком-экспериментатором по имени Эрнест Орландо Лоуренс.
Лоуренс во всех отношениях был противоположностью Оппенгеймера. Он вырос в Южной Дакоте и прошел обучение в университетах Южной Дакоты, Миннесоты, Чикаго и Йеля. С ранней молодости Лоуренс был абсолютно уверен в своем таланте. Потомок норвежских лютеран, Лоуренс обладал безмятежным, типично американским отношением к жизни. В период учебы в колледже он платил за обучение, продавая алюминиевую посуду соседским фермерам. Будучи экстравертом, Лоуренс пользовался своими естественными задатками коммивояжера для продвижения академической карьеры. Кое-кто из друзей научил его, как подлизываться к сильным мира сего, — в отличие от Роберта экзистенциальная тревога и самокопание были ему абсолютно чужды. К началу 30-х годов ХХ века Лоуренс стал ведущим физиком-экспериментатором своего поколения.
Оппенгеймер прибыл в Беркли осенью 1929 года. В это время Лоуренсу было двадцать восемь лет, он занимал комнату в клубе профессуры. Два молодых физика быстро стали закадычными друзьями. Они виделись чуть ли не каждый день и вместе проводили свободное время по вечерам. На выходные иногда выезжали на прогулки верхом. Роберт, разумеется, пользовался ковбойским седлом, Эрнест решил покончить с фермерским прошлым и выбрал бриджи и английское седло. «Невероятная энергия и любовь к жизни» друга приводили Роберта в восхищение. Этот человек мог «проработать весь день, сбегать поиграть в теннис и потом работать еще полночи». В то же время он видел, что интересы Эрнеста были «в основном активными и прикладными», в то время как его интересы представляли собой «полную противоположность».