Оппенгеймер. Триумф и трагедия Американского Прометея

К моменту знакомства с Оппенгеймером Шевалье был идейным марксистом, возможно, состоял в партии и, скорее всего, был авторитетным, хотя и неформальным консультантом партийных работников Сан-Франциско. Несколько лет он наблюдал за Оппенгеймером издали — в клубе профессуры, кампусе. Сарафанное радио Беркли донесло до его ушей, что блестящий молодой физик «горит желанием не просто читать об одолевающих мир проблемах, но и что-то делать».

Шевалье и Оппенгеймера представили друг другу на одном из первых собраний недавно основанного профсоюза учителей. В своих воспоминаниях Шевалье датировал первую встречу с Оппенгеймером осенью 1937 года. Но если их встреча действительно произошла на профсоюзном собрании, как потом оба утверждали, то это означает, что они впервые встретились двумя годами раньше — осенью 1935 года. Именно в это время местная группа № 349 профсоюза учителей, отделение Американской федерации труда (AFL), стала принимать в свои члены университетских профессоров. «Группа сотрудников факультета обсудила этот вопрос, — свидетельствовал потом Оппенгеймер, — устроила встречу, и на обеде в клубе профессуры или еще где-то мы решили вступить». Оппенгеймер был избран секретарем-регистратором группы. Шевалье впоследствии занимал пост председателя местной организации. За несколько месяцев группа № 349 выросла до сотни членов, четверть которых составляли профессора и доценты университета.

Ни Оппенгеймер, ни Шевалье не запомнили точных обстоятельств первой встречи, в их памяти лишь отложилось, что оба сразу понравились друг другу. Шевалье испытал «похожее на галлюцинацию чувство… будто знал его давным-давно». Он был прельщен умом Оппенгеймера и очарован «естественностью и простотой» ученого. В тот же день, по словам Шевалье, они договорились о создании постоянной дискуссионной группы размером от шести до десяти человек, которая собиралась бы раз в неделю или две и обсуждала политические вопросы. Этот кружок действовал с осени 1937 года до начала зимы 1942 года. Все эти годы Шевалье считал Оппенгеймера своим «самым близким и надежным другом». Поначалу их дружба основывалась на общих политических пристрастиях. Но, как позднее объяснил Шевалье, их «близость даже в самом начале отнюдь не определялась одной идеологией, но изобиловала личными нюансами, теплотой, любопытством, взаимностью, интеллектуальным обменом и быстро превратилась в обожание». Шевалье вскоре начал называть друга Оппи, а Оппенгеймер, в свою очередь, приходить к другу на ужин. Время от времени они вместе посещали киносеансы или концерты. «Употребление алкоголя являлось для него общественным мероприятием, требующим определенного ритуала», — писал в своих мемуарах Шевалье. Оппи «смешивал самый лучший мартини в мире» и неизменно поднимал свой фирменный тост «за разброд во вражеском стане». Шевалье не сомневался, кого Оппи считал врагами.

Джин Тэтлок придавала важность не партии с ее идеологией, а конкретному делу. «Она рассказывала мне о своем периодическом членстве в Коммунистической партии, — свидетельствовал позже Оппенгеймер. — Она то вступала, то снова уходила, так и не найдя того, что искала. Я не считаю, что ее по-настоящему интересовала политика. Ее чувства отличала глубокая религиозность. Она любила эту страну, этот народ и эту жизнь». Осенью 1936 года конкретным делом, больше всего увлекшим ее, было бедственное положение республиканской Испании.

Страстная натура Тэтлок побудила Оппенгеймера перейти от теории к практическим действиям. Однажды он пожаловался, что, будучи заведомым «аутсайдером», вынужден смириться со своим местом на обочине политической борьбы. «Ой, какого черта, — возмутилась Джин, — не надо ни с чем смиряться». Вскоре они начали устраивать мероприятия по сбору средств для различных групп помощи Испании. Зимой 1937–1938 года Джин представила Роберта доктору Томасу Аддису, председателю Комитета помощи испанским беженцам. Являясь заслуженным профессором медицины Стэнфордского университета, доктор Аддис увлек Тэтлок идеей обучения на медицинском факультете Стэнфорда, одновременно играя роль и друга, и наставника. Он также оказался знаком с Хоконом Шевалье, Лайнусом Полингом (коллегой Оппи по Калтеху), Луизой Бранстен и многими другими в окружении Оппи в Беркли. Аддис быстро стал «добрым другом» и для самого Оппенгеймера.