Оппозиция: выбор есть

С. К.-М. У нас во время перестройки с самого начала это было элитарное движение части интеллигенции, направленное, конечно, не столько против «привилегий», сколько против «совка», «уравниловки». Вспомните хотя бы их фразеологию: «агрессивно-послушное большинство», «совки», «люмпены» и тому подобное. Да и тот факт, что, по сути, вся номенклатура не только превосходно вписалась в «демократический» курс вместе со всеми своими привилегиями, но и значительно их расширила, свидетельствует об элитарности, антинародности наших «перестройщиков-реформаторов». Но эта путаница нанесла большой вред с другой стороны. Возникла серьезная двусмысленность в образе мыслей и действий нашей оппозиции. Например, КПРФ обозначила себя одновременно как левую партию и как партию государственников. Но левая партия, да еще находящаяся не у власти, не может быть партией государственников, не может работать на укрепление того государства, которое она, по идее, хочет или трансформировать, или вообще разрушить. Сегодня партия государственников – это путинцы, это «Единая Россия». Они тоже – за сильное государство, они олигархов в тюрьму сажают, они с бедностью борются… Зачем тогда компартия нужна? Потому что она – левая? А между тем в традиционной христианской культуре достаточно сильны представления о том, что всё левое – от дьявола. В Италии, например, Sinistra – это одновременно и «левое», и «дьявольское». И как может быть, что «наше дело правое», если мы – левые?

Этот вопрос поднимался еще в начале 90-х годов, когда был кризис, когда можно было эти противоречия снять. Левые – это левые, они разрушители. Любая стабильность и порядок для них невыносимы, они способны процветать только в обстановке перманентной революции, хаоса – здесь они как рыбы в воде. Но тогда было принято решение оставить всё как есть, потому что многие наши ветераны привыкли считать, что они – левые, поскольку выступают за интересы большинства народа, за социальную справедливость, то есть в советском смысле понятия «левого». Им было трудно эти привычные представления о себе менять. Поэтому, чтобы и сейчас это противоречие не трогать, давайте договоримся, что дальше под «левыми» будем понимать только тех, кто являются «левыми» именно в нашем, отечественном, а не в западном смысле. Тех, кто защищает интересы большинства, тех, кто выступает за социальную справедливость. Иначе мы из путаницы не выберемся, и всё время будем смешивать в одном слове совершенно разные понятия.

Тем более, что с режимом Путина нужно бороться, даже не будучи антигосударственниками. Потому что этот режим в его современном виде продолжает подрывать основы нашей государственности – только уже не в открытую, как при Ельцине, а под фанфары «патриотизма». Мы по-прежнему находимся в редкостной ситуации, когда нам приходится бороться с государством, чтобы сохранить корень нашей государственности.

«ЗАВТРА». Приблизительно так, как генерал де Голль выступил против петэновской «республики Виши» в 1940 году?

С. К.-М. Я бы здесь предпочел другую аналогию. Русские крестьяне в начале ХХ века тоже были государственниками. И они поднялись на борьбу с правящим режимом только тогда, когда убедились в том, что он, так сказать, «испортил» государство. Не будем спорить о том, так это было или нет на самом деле, но к 1916 году, особенно из-за Распутина, Николая II воспринимали именно в качестве главного разрушителя российского государства. И никто ему руку помощи ни перед отречением, ни после отречения не протянул: ни армия, ни церковь, ни дворянство, ни буржуазия. Все гуляли с красными бантами, аплодировали Керенскому, пока не стало ясно, что новые «столпы государства» являются еще более западнически настроенными либералами и ведут дело к полному краху России. Только тогда на авансцену вышли большевики с Лениным во главе. И за ними пошли практически все патриотически настроенные слои общества: от крестьян до царских офицеров, более половины которых служило в Красной Армии. И сегодня то же самое: у патриотических сил России на самом деле нет никаких препятствий для взаимодействия и последующего объединения на взаимоприемлемой платформе. Проблема заключается только в том, чтобы такую новую платформу выработать. И она должна быть не идеологической, а мировоззренческой, потому что идеология – это, условно говоря, только одежда мировоззрения.

«ЗАВТРА». Но, как говорится, по одежке встречают… И какие тенденции в плане развития левого движения у нас сегодня просматриваются?