Оппозиционер в театре абсурда

– Куда это еще?

– Ну, не знаю куда… Не могу же я вечно на твоей шее сидеть. Надо работать.

– Так и работай! – живо откликнулась мать, со стуком ставя утюг на металлическую подставку. – Я первая тебе говорю – работай! Работай, как вол, как раб на галерах! Пиши картины, ну, рассказы там свои… Пиши, дочь, пиши! В рассказы я не особо верю, а вот художественный талант у тебя есть! Да и как не быть – папа твой был ге-ни-альный художник! Пиши картины, работай над собой! Ты должна прославиться! Я уже старая, а я хочу дожить до твоего успеха! Торопись, дочь! Что тебе надо – рамочки там всякие, кисточки? Я заработаю! Я вот простить себе не могу, что на твое образование денег нет, но ничего – талант всегда себе дорогу пробьет. Ты пробьешься, дочь! Если, – мать строго подняла указательный палец, – если будешь над собой работать. Вот скажи-ка мне – когда ты закончишь свою картинку, ну, пейзаж этот?..

– Уголок Михайловского парка?

– Ну да, ну да.

– Так вчера закончила.

– Вот и иди, продавай. Продашь – будут у тебя деньги.

– Да что там за деньги?.. Мама, мне большие деньги нужны!

– Ну, уж прям и большие… На что это?

– На компьютер, к примеру. Вчера на студии один новенький был, так он чуть с дуба не рухнул, когда мои каракули увидел. Неудобно как-то…

– Нуу, дочь, выбирай, или рамочки с кисточками, или компьютер. Рисовать можно и без компьютера, а писать твои рассказы – обойдешься. Вот когда рассказы эти твои начнут деньги приносить, вот тогда и купишь компьютер… Компьютер, компу-тер… тьфу, язык сломаешь, зачем он? Баловство одно…

– Ах, мама, какая же ты дремучая! – в сердцах воскликнула Марьяна.

Через два часа она уже стояла на Невском возле ограды Екатерининского сквера. Здесь копошилась своя жизнь: экскурсовод продавал билеты под монотонную запись диктора:

– …Сейчас самое подходящее время для автобусных экскурсий…

Причем это самое подходящее время было и в дождь, и в жару – запись не менялась. Художники выставляли напоказ свое творчество – портреты великих, чтобы показать умение передать сходство, шаржи, пейзажи. Марьяна, страшно смущенная, пристроилась чуть поодаль, разложила мольберт, примостила на газетку свои немногочисленные картины.

– Смотрите-ка, – глумливо выкрикнул толстяк, обмотанный красным шарфом. – Опять эта мазила пожаловала!

– Пусть ее… – добродушно ухмыльнулся мужик с седой бородой, в берете, низко надвинутом на глаза. – Нам она не конкурент, а девчонка хорошенькая, как картинка… Яркая такая… глядишь, покупателей к нам подманит. Иди поближе, девочка, – ласково кивнул он ей.

Марьяна, которая привыкла к другому приему от художников, приободрилась и придвинула свое живописное хозяйство поближе.

– Здрасьте, – заискивающе улыбалась она. – Я ненадолго. Мне уже бежать надо. Я только чуть-чуть постою. Спасибо. («Ооо, проклятый враждебный мир…» – стонала она про себя).

Седая борода оказался прав – интересующиеся искусством, мельком скользнув взглядом по картинкам Марьяны, устремлялись к ним и уже более внимательно рассматривали их работы. К нескольким художникам уже подсели клиенты, пожелавшие запечатлеться на полотне. А она все стояла возле своих невостребованных работ, отворачиваясь от промозглого сырого ветра. Но ветер не отставал – трепал легкий пуховик, забирался в прорехи на джинсах. На литературной студии Марьяна выдавала эти свои джинсы как дизайнерские, на самом деле это были просто старые, до дыр вытертые штаны, которым она с помощью ножниц и цветных ниток придала вид живописных лохмотьев.

Примерно через час около Марьяны остановился высокий седеющий иностранец в малиновом свитере и белом плаще. Он равнодушно взглянул на ее картины, а затем его взгляд приклеился к ее лицу. Марьяна покраснела, опустила ресницы, смешалась, затем решилась прервать молчание:

– Вас что-то заинтересовало?

– А?

– Вот ду ю вонт?.. Эээ…

– Yes, – иностранец небрежно указал на пресловутый уголок Михайловского парка. – Its – how mutch?

– Это… Its…

Пока Марьяна мучительно раздумывала, какую назвать сумму, так как даже не придумала, за сколько продавать свои произведения – уверена была, что никто никогда ничего у нее не купит, иностранец вынул из нагрудного кармана стодолларовую зеленую бумажку.

– O-key?

– Yes, thank you… Спасибо вам огромное, – бормотала Марьяна. Крошечная, чуть больше ладошки картинка в пластиковой фоторамке, уже никак, по ее мнению, не тянула на такие большие, опять же по ее меркам, деньги.

Иностранец брезгливо поднял с газеты картинку и небрежно бросил в пакет. Затем, продолжая все так же внимательно изучать Марьяну, извлек из нагрудного кармана блокнот, ручку и, вырвав листок, нацарапал номер телефона и название отеля – «Radisson».

– Here it is… Come to me today at six… no, seven in the evening. I'll buy you anything else… Come!

– Спасибо… Да, конечно… – окончательно перейдя на русский, бормотала Марьяна, засовывая записку в карман пуховика.