Оправа для бездны

Словно очнулся Марик — понял, что дергает он за медное кольцо, болтающееся над косяком, будит где-то в глубине дома протяжный звон и видеть не видит, что стоит перед ним мать Насьты и приглашает его в дом. Вытер Марик некстати вспотевшие ладони о рубаху, поклонился реминьке и перешагнул через порог. За ним оказался длинный коридор, противоположная стена которого была на два локтя заложена короткими связками хвороста. По правую руку коридор обрезал плетеный полог, а слева тянуло дымом и запахом жареных орехов. Женщина поклонилась в ответ и протянула руку перед собой, показывая: иди туда, парень. Кивнул ей Марик, в очередной раз поразившись тому, как милые черты жены Уски отразились в бесшабашной физиономии Насьты, и прошел во двор. Окинул взглядом хозяйство Уски — и не поверил, что в кузню попал. И не в том дело, что крыши над двором не было: знал уже баль, что ремини с помощью дикого вьюна и обрешетки из ореховых жердей за неделю могут любую крышу сладить, — чистота его удивила. Земляной пол кузни был тщательно выметен, угольная куча огорожена речными валунами и накрыта глянцевыми листами речной кувшинки. Тут же лежали шишки одров, горшки с самородным железом выстроились в ряд, крицы[2] и оковицы[3] дерюжкой прикрылись, щипцы, щипчики, молотки и молоты и какие-то иные, незнакомые Марику инструменты либо висели на вкопанных в землю тут же столбах, либо лежали на добела выскобленной колоде. В отдалении высился горн, рядом на жердях складками обвис мех. В другом углу была выложена из камня и глины странная приземистая печь, опять же соединенная с мехами, а вся стена дома, который примыкал к кузне или служил ее частью, была увешана разнообразным оружием. Марик даже рот открыл: мечи всех размеров и видов, ножи и топоры, щиты и части каких-то доспехов, копья и стрелы — чего там только не было! Так бы и стоял и рассматривал, если бы покашливания за спиной не услышал. Посредине двора на огромном, раскинувшем мертвые корни пне темнела причудливая наковаленка, и возле нее сидели на низких чурбаках дед Анхель и Уска.

— Заходи, парень, — бодро окликнул Марика старик и тут же с опаской покосился на кузнеца: не в своем доме ведь, не зря ли поперед хозяина голос подал?

— Садись, — как ни в чем не бывало кивнул Уска и показал рукой на свободный чурбак.

Присел Марик, не забыв склонить голову. Кто его знает, как и что у ремини принято, не все успел рассказать Насьта, да и не было времени на долгие разговоры, поэтому Марик вел в гостях себя так, как учил его Лируд: спешить и не медлить, не бояться выразить излишнее почтение, потому как почтение излишним не бывает, если только в почитание не обращается. Не заводить разговор первому, но и поддерживать его тоже следует не иначе как отвечая на вопросы, но говорить не более того, о чем спрашивают у тебя. Не отказываться от угощения, но в еде проявлять сдержанность и аккуратность. О еде — к месту поучения Лируда вспомнились, потому как на том же самом пне вокруг наковаленки стояли блюда с овощами и мясом, горкой сияли поджаренные орехи, а в глиняных чарках поблескивала какая-то жидкость.

— Ешь и пей, — просто сказал Уска и, подавая пример, оторвал кусок тонкой лепешки и макнул ее в блюдо с тягучим соусом. — Новую работу начинаем, а всякая новая работа как праздник.

— Сегодня? — удивился Марик.

— А когда же? — в ответ поднял брови дед. — Работа как дорога: пока не шагнешь, убывать не начнет. Я хоть и не кузнец, а скажу — всякое дело так начинать надо. Убраться в доме или во дворе, омыть тело, одеться в свежее, посидеть, выпить меда или сока древесного, перекусить, помолчать или поговорить о чем — и тут же начинать. Но не спеша, а с расстановкой и с разумом!

— Это если он есть, — постучал каменным пальцем себя по лбу Уска и сквозь прищур начал Марика разглядывать.

— Ну что ж, вроде как и я делом заниматься с завтрашнего дня начинаю? — согласился со словами деда Марик, оторвал кусок лепешки поменьше, опустил в ту же чашу и отправил в рот. Огнем полыхнуло по языку и глотке! Слезы навернулись на щеки! Глаза едва не выкатились за ними вослед!

— Запей, запей! — поспешил с кубком дед. — Вот, — кивнул он, когда Марик с превеликим трудом залил пожар во рту и, отдышавшись, с подозрением окинул взглядом прочие яства. — Ты, парень, где бы ни оказался, знакомое блюдо ешь. Хотя в некоторых домах, не про нас речь, даже дышать следует с опаской. Но и в любом трактире опаска не помешает! Не все, что в рот смотрит, глотке на пользу! Это ж жгучий корень! Его не всякий жалует, хотя, если распробовать, он как жар в бане! Дыхание прочищает, да и кишкам покоя не дает! А уж как хорошо после такой трапезы, да сразу после облегчения, седалищем в холодную воду присесть!

— Ну до облегчения еще дотерпеть надо, — усмехнулся Уска и вытер губы тем же куском лепешки, после чего отправил ее в рот. — Разговор у меня к тебе есть, парень.

— Это насчет чего же? — закашлялся Марик, потому что пламя словно выплескивало из нутра при каждом слове. — Насчет меча или насчет Оры? Или обет мой еще каких наставлений требует?