Оправа для бездны

— А ты не ершись, — посоветовал дед. — Опять же, кто сказал, что мы тебя морить наставлениями станем? Может быть, ты сам к мудрости припасть хочешь?

— Подожди ты, — отмахнулся от деда Уска. — Сам-то хоть понимаешь, о чем говоришь? Много ли ты сам припадал к мудрости в полторы дюжины лет?

— Много ли, мало ли, а все одно начерпал, что не расплещешь, — гордо задрал нос дед.

— Не расплещешь, если нагибаться не станешь, — съязвил кузнец и опять повернулся к Марику: — Тут такое дело, парень. Меч участия твоего не требует. Дай срок — будет тебе меч. Конечно, магии, которая из ножен меча на спине Кессаа рвется, в нем не будет, а вот сталь слажу лучше. Но о том сам после судить будешь. Работа долгая. Насчет Оры мне тоже сказать нечего. Точнее, все сказано уже. От слов своих отступаться я не буду. Мой дом — ее дом, а уж то, что глаз ты на нее положил, ни тебе, ни мне о том перемалывать не стоит.

— Кто это сказал? — растерялся Марик, чувствуя, что жар из живота на щеки его перебрался.

— А и говорить ничего не надо, — хмыкнул с набитым ртом дед. — Ты ж зацветаешь при ее виде точно так же, как теперь зацвел!

— Не тереби парня! — оборвал деда Уска. — Или и Ора не цветет точно так же? У ремини, кстати, женщина решает. Выбор парень делает, а уж женщина решает, соглашаться с его выбором или в девках остаться. Одно скажу: хорошо, что ты уходишь. У нас молодой парень, если на девчонку глаз выцелит, да еще и ответный взгляд получит, уходит из поселка на год. Тот самый срок, чтобы хмель из груди выдуло да с глаз смахнуло, так что уходи с чистым сердцем: что останется — твое, а что смоет — о том жалеть не следует.

— Да я!.. — попытался вставить Марик, но Уска только рукой в его сторону махнул.

— Наставления по обету твоему дед тебе скажет, если не все сказал еще, а я о другом тебя просить стану. За Насьтой присмотреть.

— Не понял я, — выпрямился Марик. — Как же я присмотрю за ним? Или идет он с нами?

— Идет, — скривился в гримасе Уска и с хрустом сжал кулачищи. — И ведь сам понимает, что не на его зуб орешек, и разгрызть не пытается даже, а все равно идет, за тем лишь, чтобы любоваться на него вблизи!

— На нее, — поправил кузнеца нахохлившийся дедок.

— Да… — топнул ногой Уска. — Ладно б хоть смысл какой в этом был! С другой стороны, в молодости смысл в самой молодости и заключается! Я сам таким был, вот только ведьмы такой не встретил.

— На твое счастье, — с ухмылкой ввернул дедок.

— О счастье болтать не стану, — отрезал Уска, — но и о несчастье забывать тоже. Пригляди за ним, парень. Не прошу тебя обет твой нарушать или указывать что Насьте…

— Он сам кому хочешь укажет, — зло хихикнул дед.

— Просто не оставляй его, понял?

Сказал кузнец эти непростые слова и глазами, как горящими углями, в Марика уставился, а того только что не вывернуло от этих слов. Не сиди он сейчас в чужом доме, не прими он угощения толику времени назад — встал бы и молча ушел, а тут — что хочешь делай, а отвечать надо.

— Спасибо, Уска, — кивнул кузнецу Марик после долгой паузы, затем еще раз кивнул, собираясь с духом. — Спасибо, что просишь меня об этом. Может быть, и я так просить кого буду, когда по воле Единого детей выращу? Вот только мнится мне, что в мои, пусть еще небольшие, годы всякое слово как стрела. Если сердце принять его может, так и нечего целить — ранишь. А если брони на том сердце холодные, так ты хоть обстреляйся — толку не будет!

— Слышишь, парень? — зашевелился Анхель. — А может, вернешься когда, ко мне в ученики пойдешь? Уж больно ты слова складно лепишь…

— Тихо, — оборвал старика Уска. — Не о том сейчас речь!

— Да знаю я, о чем речь! — вскочил на ноги старик. — Ты же по этому парню как по отливке молотом стучишь — и слушаешь, есть в нем раковина или нет! А по нему стучать не надо хотя бы потому, что другой раз перелить все равно не успеешь! Его предупреждать надо! И не о том, что Насьта твой разум потерял — поумней твоего сына еще поискать в нашей долине, — а в том, что девка эта, Рич, или Кессаа, демон ее разберет, — сумасшедшая!

— Сумасшедшая? — удивился Марик.

— Именно так! — рявкнул тонким голоском дед, плюхнулся на чурбак и добавил: — Но не дура, совсем не дура!

— Так что же… — удивился Марик. — Что же ты полагаешься на нее?

— А на кого еще полагаться? — взвился дед, но тут же опять остыл: — Я вот что тебе скажу, парень. Ты все то, что слышал от меня, помни, но запомни и главное. И Насьта о том тоже знает. Ты помоги ей. Ты ее не оставляй, потому как Насьта ее точно не оставит — и не по причине слабости какой, а по иному делу. Красота красотой, а есть в ней что-то такое… Она как Аилле! Сжечь может, но темно без нее и холодно, понимаешь?

— Это ты о чем, дед? — недоуменно повернулся к Анхелю Уска.

— А! — махнул рукой старик и отвернулся.

— Ладно, — сплюнул кузнец. — Разговоры разговорами, но и дело надо знать. Ты… это… куда… лопату свою дел?

— Нет ее больше, — вздохнул Марик. — Кровь юррга железяку мою сожрала. Жердину на берегу положил.