Оправдание

− Один раз на сцене, в нашем актовом зале, она какой-то латиноамериканский танец исполняла, с подругами. Я тогда еще на первом курсе был… А она во многих студенческих концертах участвовала. Вот и запомнил. Потом пару раз в коридорах встречались. Но я с ней не общался, она, наверное, даже не знает меня в лицо.

− Так, а в субботу ты ее видел?

− Когда мы с дедом услышали, что там парня замочили, мы побежали в гостевой домик, и там увидели всех пятерых. И Настю тоже. Она на земле сидела, закрыв лицо руками. Меня если и увидела, то не узнала.

− А до того, как вы с дедом об убийстве услышали, вы с ней не встречались в тот вечер?

− Нет. Я просто знал, что шестеро студентов арендовали домик до утра, но фамилий их не знал. Дед сам встретил их, открыл им помещение. А я к ним не выходил.

− И парня, которого убили, ты не знал?

− Не знал.

Ладно, пока не следует на этого Антона напирать. В любом случае, студенческие знакомства Николая Абрамова следует проверять, есть шанс, что в ходе поисков будет выявлен какой-нибудь тайный недоброжелатель. У такого прохвоста недоброжелатели просто обязаны быть. А то, что одним из охранников оказался Антон Лычагов, бывший студент того же вуза, где учился убитый − это интересно. И перспективно.

* * *

Домой я вернулся около половины первого. Пока доехали до Города, пока закинул по адресам Сергея с Максимом… Быстренько сходил в душ, выпил чашку чая и лег в постель. Устал очень сильно, у меня вообще было ощущение, что разговор с Достоевским-Харченко происходил неделю назад, а ведь это было только сегодня утром. Думал, что усну сразу, но сон только кружился надо мной, а забирать меня в свои объятия не спешил. Со мной такое иногда случается: проработаешь весь день по конкретному делу, ляжешь спать, а голова сама собой продолжает вспоминать, сопоставлять, анализировать, выдавать новые версии… Никак не могу научиться временно отключаться от работы и спокойно засыпать.

Итак, подведем промежуточные итоги, учитывая также информацию, добытую моей Зиной и вкратце пересказанную мне по телефону. Главным своим достижением за прошедший день я считал те бумаги, которые были написаны Антоном Лычаговым и его дедом. Сильно мы их припугнули. Ни тот, ни другой так толком и не поняли, кто мы такие есть. В Трофимове они, понятное дело, узнали одного из участников субботнего пикника. Вернее, дед узнал. Антон никого из приехавших в субботу не видел, по его словам. А вот моя личность так для них загадкой и осталась. То ли опер в высоком звании, то ли следователь, то ли вообще прокурор. Вот на их неосведомленности, растерянности я и сыграл. Дело в том, что большинство людей рассуждают примерно так: если в нестандартной, непонятной ситуации какой-то человек орет и командует, значит, у него действительно есть право орать и командовать. Так бывало на фронте, когда в разгар боя убивали командира взвода. Тот солдат, который в следующую секунду начинал отдавать команды от своего имени, автоматически признавался командиром, вне зависимости от официально занимаемой должности. А здесь вдобавок еще и люди попались не очень уверенные в себе, что старый, что молодой.

В общем, они в письменной форме изложили события субботнего вечера. Точнее, свое поведение в тот вечер. Присовокупили, что сначала дали следователю неправильные показания, постыдились признаться в недобросовестном исполнении должностной инструкции. А теперь вот решили добровольно исправить ошибку.

Строго говоря, никакой юридической силы эти бумажки не имели. Адвокат не имеет право снимать показания со свидетелей. Письменные откровения Антона Лычагова и его деда никоим образом не могли быть приобщены к материалам дела. Но! Смысл-то ведь в другом. Завтра я покажу эти бумажки Достоевскому-Харченко, и он, как разумный человек и толковый следователь, немедленно допросит охранников повторно, и вот тогда уже их показания обретут юридическую силу. Не представляю, по какой такой причине следователь мог бы проигнорировать добытые мною бумаги. Только потому, что обвиняемая уже сидит под замком, а показания охранников косвенно говорят в ее пользу? Очень косвенно! Из них следует, что посторонний человек МОГ незаметно просочиться на базу отдыха. Но все прежние возражения против этой версии остаются в силе. Как смог бы посторонний убийца следить за ребятами без автомобиля? А если автомобиль был, то куда он его спрятал? И, самое главное, ведь служебная собака след не взяла, в лес не пошла, бегала между домиком и берегом…

Да, точно, собака! Перевернувшись на другой бок, я вдруг отчетливо вспомнил, что возле домика охранников видел деревянную собачью будку, а возле нее − пустую миску и какие-то обглоданные кости. Там же и цепь лежала, одним концом притороченная к стене будки. А вот собаки не было. Потому-то нам и удалось так легко проникнуть на территорию. Собака − не ленивый охранник, она бы по крайней мере залаяла, если бы почуяла приближение постороннего человека… Интересно, а в вечер убийства собака на базе была? Дав себе задание обязательно разобраться в этом вопросе завтра, я заснул.

* * *