Оправдание невиновных

Корявое письмецо, вложенное в самую первую папку — с материалами об убийстве священника — она помнила почти наизусть. Умирающий от туберкулеза староста Ферапонт писал Шубину: «Не убивал я батюшку, перед смертью клянусь — не убивал! Найдите злодея, очистите имя мое… Я молился много, думал, вспоминал… Когда со стоянки уходил… мне бы остаться, спасти, а я ушел… Парень какой-то заходил туда, вспомнил. Незнакомый, да не в том дело. На стоянке только свои машины были, кого я знаю, а парень чужой. Роста среднего, не худой, не толстый, куртка с капюшоном, лица не видать было. Так зачем он на стоянку заходил? Может, воришка автомобильный, а может, и нет».

Не худой, не толстый, среднего роста, вместо засветившейся у федяйкинского дома бейсболки — куртка с капюшоном. Это вполне мог быть тот же самый парень. И тот незапоминающийся посетитель с кинжалом — тоже.

Как ни крути, а та полубезумная идея насчет серийного убийцы, похоже, осталась единственной хоть сколько-нибудь рациональной (при всей свой безумности) версией. Именно это должен был иметь в виду Шубин, когда «признавался»: все — все! — эти убийства совершил я.

Правда, до сих пор нет ни единой мысли о том, как жертвы связаны. И хуже всего, что они могут быть вовсе не связаны. Битцевский маньяк выбирал жертв почти случайно, они просто оказались в плохое время в плохом месте.

Все, кто попал в список Шубина, убиты в разных местах и разными способами. Но если все они — жертвы одного и того же убийцы, что-то их объединять должно. Не тыканьем же в страницы телефонного справочника он их выбирает? Должно, должно быть еще что-то общее. Но как это «общее» вычислить? Правильно предположил Денис, они могли когда-то оказаться в одном и том же самолете, на одном киносеансе, в одной бане — и именно так стали объектами внимания этого невидимого охотника. Еще хуже то, что место, где он их «цепляет», может быть одно, а время — разное. Например, он стоит на каком-то перекрестке и отмечает тех, кто пересек улицу точно в полдень. Или в полночь. Или в тринадцать-тринадцать, к примеру.

Отмечает — и принимается выслеживать свою жертву. Похоже, его не слишком заводит само убийство, ему важнее именно выслеживание. Потому и способы убийства разные. Развлекается он так. Разнообразит свое хобби.

Кстати, почему все убитые — мужчины? У нашего «охотника» не поднимается рука на женщину? Или просто список Шубина — не полон? Мысль страшноватая, но увы, именно это может оказаться правдой.

Еще одно увы — повторная проверка обстоятельств федяйкинского убийства ни на шаг не приблизила ее к цели. То есть к этому невидимому убийце.

Что ж, отрицательный результат — тоже результат, вздохнула Арина, поднимаясь со скамейки. И тут же усмехнулась: не такой уж он и отрицательный, этот самый результат.

Пора было, собрав в кучу «федяйкинские» материалы, идти к Пахомову. Повиниться в самодеятельности, выложить перед ним добытые доказательства. В конце концов, факты свидетельствовали о невиновности Алисы вполне недвусмысленно. Исходя из несоответствия между записями с камер наблюдения и снимками Лилии Львовны, Алиса сидит ни за что. Точнее, «за чужого дядю».

Да, на этом этапе действительно нужно идти к начальству. Но — что будет дальше? Начальство проникнется идеей мировой справедливости и одобрит Аринину самодеятельность? И ходатайство подпишет — про возобновление старого дела по вновь открывшимся обстоятельствам? Чтобы подразделение получило неплановый втык от вышестоящего руководства? А уж если журналисты пронюхают… а они пронюхают, к гадалке не ходи.

Да и с идеей восстановления справедливости тоже как-то не очень вытанцовывается. Аргументы-то Пахомов, может, во внимание и примет. И оценить их весомость — тоже оценит. Вот только аргументы эти, ешкин кот, получены вне всяких процессуальных норм!

Тем более — а что аргументы? Вот если бы Арина вместо доказанной невиновности вдовы выложила на стол начальству готовое обвинение или хотя бы обоснованные подозрения против… против кого? Вот то-то же. Некого предъявить.

Арине вспомнилась фраза из какого-то фильма: «Никакие факты не способны поколебать устоявшееся мнение».

Но других вариантов, кроме доклада начальству, как ни крути, не было. Разве что еще немного поразмыслить над легализацией добытого.

Телефон в джинсовом кармане не только зазвонил, но и завибрировал, так что Арина едва не подпрыгнула посреди аллеи. Номер на экране высветился незнакомый. Впрочем, в этом при ее-то работе ничего необычного не было. Но раздавшийся в трубке голос… Да нет, не может быть, просто похож… Но звонил именно он. Эрик.

Арина посмотрела на плоскую черную коробочку, из которой журчал знакомый голос, почти с ненавистью. Что ему надо? Зачем? И вообще — какого черта?! Исчез и исчез, и слава богу, и век бы его не видеть, не слышать и не вспоминать.

И вот нате вам, здрасьте!