Оправдание невиновных

Адвокат осужденной за убийство мужа Алисы Федяйкиной, тот, что столь эффектно «выкрал» ее пару недель назад, отрекомендовался Робертом Моисеевичем. А фамилия… Почему Арина не обратила внимания на фамилию? Не расслышала? Да, пожалуй, так: визитку свою вручить он все-таки удосужился. Вот только где эта визитка? Арина пошарила по всем, в том числе сумочным, карманам, перелопатила громоздящиеся на столе бумажные терриконы, даже в ящики стола заглянула — может, раздраженная общением с Бибикой, бросила картонный прямоугольничек куда попало?

Визитки не было нигде. Неужели выбросила? Вот балда-то. И как теперь этого кадра искать?

Ну-ка, Арина, рявкнул внутренний голос, переключившись с нежного шепота на зычный командный тон, хватит ныть. Включи мозг: искать — твоя работа, ну так и представь, что господин адвокат нужен тебе по какому-нибудь делу. Как, собственно, и есть. Если подумать.

Это ведь должен быть тот же кадр, что представлял Алисины интересы в ходе следствия и судебного процесса? Скорее всего. А где-то в материалах должны быть координаты господина как-его-там, который осуществлял защиту федяйкинской вдовы. В деле он себя показал очень впечатляюще — толковый, сообразительный, бился аки лев…

Да, точно. Именно он и осуществлял. Роберт Моисеевич Львов. И фамилия вполне подходящая.

Вот только с этим ли персонажем она разговаривала? Может, в машине был вообще кто-то другой? Остановись, Арина, не усложняй, насмешливо скомандовал внутренний голос, что за конспирология, так и до паранойи недалеко. Ничего я не усложняю, фыркнула она. Просто… Откуда мне знать, что кадр, столь экстравагантно обеспечивший себе возможность поговорить, именно Львов? На лбу-то у него не написано, что он Роберт Моисеевич.

Впрочем, после недолгих поисков в мировой паутине сомнения рассеялись: давешний Аринин собеседник был именно адвокатом Львовым — или как минимум точным его двойником. Но двойник — это, пожалуй, уже чересчур конспирологично, внутренний голос прав. Значит, Львов Роберт Моисеевич.

Ей стало смешно. Она, следователь, собирается сама наводить мосты с адвокатом? Ах, Роберт Моисеевич, у меня тут случайно рояль в кустах обнаружился, в смысле информация появилась, вносящая серьезные сомнения в виновности вашей уважаемой клиентки. Не интересуетесь?

Ну да, вполне возможно, что разговором в машине он преследовал какие-то собственные цели, и что его убежденность в Алисиной невиновности — не более чем игра… Может быть, может быть. Но попробовать-то можно?

И она решительно, гоня мысли о недопустимости контактов с «той» стороной, взялась за телефон. Главное — результат чтоб был, а с этическими терзаниями она как-нибудь после разберется.

* * *

Угрызения совести терзали Арину долго. Дня три, не меньше.

Потом в коридоре, где располагался ее кабинет, возник ремонт. Смуглые люди в синих комбинезонах таскали туда-сюда стремянки, заляпанные краской ведра, рейки, плитку и бог знает что еще. Полы там и сям застилала толстая полиэтиленовая пленка, но при ходьбе все равно следовало соблюдать предельную осторожность: зазевавшись, можно было запросто угодить в краску, клей или дыру в той же пленке. От душевных терзаний все это отвлекало более чем эффективно.

Еще некоторое время спустя один из «злодеев», с которым не предвиделось никаких неожиданностей, вдруг устроил прямо в зале суда настоящий цирк. С биением в конвульсиях. дикими стонами и тому подобным весельем. Симулировал, разумеется, но психиатрическую экспертизу назначать все-таки пришлось. А Арина, разумеется, получила ощутимый втык. Разозлившись, она даже пообещала, что теперь станет назначать «психиатричку» каждому из подследственных — не то чтобы во избежание подобных эксцессов, просто тогда уж точно никто не придерется, тогда пусть психиатры отвечают! Но, разумеется, ее афронт не произвел на Пахомова никакого впечатления.

В общем, обычные следственные будни.

В коловращении этих самых будней, вдобавок разрываясь между Денисом и Майкой, Арина почти забыла о своем звонке Алисиному адвокату. Почти. Ровно до того момента, когда после одного из внеплановых совещаний Пахомов попросил ее задержаться. Она вспомнила бессмертное «А вас, Штрилиц, я попрошу остаться» и состроила самую невинную мордочку:

— Пал Шайдарович, а что такое? У меня вроде все в порядке… — и тут же мысленно выругалась: вот балда, первое же правило: не начинай оправдываться, пока к стенке не приперли, кто оправдывается — по умолчанию виноват, сама же этим на допросах пользуешься…

Впрочем, Пахомов, кажется, пропустил ее промах мимо ушей, спросив довольно равнодушно:

— Ты самоубийство Шубина помнишь?

Если бы что-то поручить хотел, быстро подумала Арина, скорее всего, предложил бы присесть. А оставил стоять — ох, точно выговора не миновать. Неужели знает?!

— Я все свои дела помню, Павел Шайдарович, — скромно улыбнулась она.

— Молодец, — сказал он с непонятной интонацией, не то похвалил, не то пригрозил. — Было в списке убийство некоего Федяйкина.

— Падение с собственного балкона?

— Помнишь… — Пахомов покачал головой. — И какие соображения?